Книга 25 главных разведчиков России - Леонид Млечин

Профессор Фрухт не брал денег за шпионаж.

Он не был антикоммунистом, даже в какой-то степени осуждал тех, кто уезжал из ГДР, и не любил руководителей ФРГ. Но он считал руководителей Советского Союза и Восточной Германии опасными авантюристами, боялся, что они при первой же удобной возможности нанесут удар по Западу. Особенно, если армии стран варшавского договора создадут оружие, способное прорвать линию обороны Запада. Поэтому он и передал американцам все, что знал о химическом вооружении стран варшавского договора.

Решающим моментом в решении Фрухта сообщить на Запад то, что он знает, стал день 11 августа 1962 года. Прошел ровно год после возведения Берлинской стены. Фрухт должен был ехать в Стокгольм, чтобы принять участие в заседании комитета ЮНЕСКО. Он приехал за паспортом, но смущенный референт развел руками:

– Сегодня всем запретили выезд. Вы не сможете поехать.

На обратном пути Фрухт увидел вдоль всей границы с Западным Берлином танки и войска. В Трептов-парке была развернута армейская радиостанция. Потом он столкнулся с танковым батальоном, стоявшим в полной готовности. Ему казалось, что маневры должны были стать чем-то большим: вероятнее всего атакой на Западный Берлин. Но в последний момент от этого отказались. Фрухту передали, хозяин ГДР Вальтер Ульбрихт, выступая в Потсдаме, грозно сказал, что у союзников нет никакого права находиться в Западном Берлине. Эту речь не опубликовали.

Жене Фрухт сказал:

– Пройдись по магазинам и купи все, что нужно. А детям не разрешай выходить из дома.

Друзья рассказывали Фрухту, что кому-то уже предложили быть готовым перебираться в Западный Берлин. Директор завода стройматериалов должен был взять на себя руководством западноберлинской строительной фирмой. Директор издательства – возглавить и западноберлинскую издательскую фирму.

– Я ведь был не политиком, – вспоминал позднее Фрухт. – а ошеломленным гражданином, увидевшим танки перед домом. После того дня я сказал себе: если ты вовремя узнаешь о чем-то подобном, ты обязан что-то предпринять.

Профессор Фрухт пользовался полным доверием военных. Офицеры Национальной народной армии ГДР даже принесли образцы новейших отравляющих веществ в институт Фрухта, чтобы проверить его научные разработки.

Это было в конце 1966 года. Фрухт тогда находился в командировке в Советском Союзе. Когда он вернулся, эксперименты были завершены. Ассистент показал Фрухту бумаги с результатами и картонную коробку, в которой стояла бутыль с двойными стенками – самое сильное боевое отравляющее вещество, произведенное на тот день в ГДР. Одной этой бутыли было достаточно, чтобы отправить на тот свет миллионы человек.

Офицеры привезли две бутыли и не захотели забирать их назад, потому что взяли их у себя «неофициально». Одну просто вылили в канализацию. Вторую оставили в институте:

– Вам этого хватит на несколько лет для экспериментов.

Фрухт сообщил американцам, что у него есть эта бутыль.

Они опять ему не поверили. На сей раз у него не было никакого желания их переубеждать. Слишком опасной была бы любая попытка переслать им образец. Кроме того, формулу они уже получили.

Между делом Фрухту раскрыли и коды боевых отравляющих веществ стран Варшавского договора, а также способность общевойсковых защитных комплектов противостоять тем или иным веществам. Таким образом, на какой-то момент все армии стран Варшавского договора стали беззащитны перед химической атакой Запада.

Первый звонок для Фрухта прозвучал в начале 1967 года.

Профессор должен был руководить конгрессом в помещении военного госпиталя, но накануне открытия конгресса ему не разрешили даже осмотреть помещение. Причина? Необходимость соблюдения мер безопасности.

Генерал Гестевитц вдруг спросил Фрухта:

– Помните, я как-то говорил с вами об отравляющих веществах, применяемых в холодную погоду? Странным образом, страны НАТО внезапно изменили систему своей защиты от химического нападения. Как вы думаете, они сами увидели свое слабое место? Или с нашей стороны была утечка?

Фрухт понял, что теперь контрразведка быстро доберется до него: он был единственным человеком – вне высшего руководства армии, осведомленным в этой суперсекретной материи. Профессор приготовился к аресту, и когда это произошло, он был почти спокоен.

В следственной тюрьме Фрухт выработал для себя следующую тактику: его жена, родственники и коллеги по институту ничего не знали о его подпольной деятельности. О плане применения отравляющих веществ на Аляске ему не известно. Во всем остальном – признаваться. Фрухт решил, что ему будет хуже, если на суде пойдет речь о подготовке высадки на Аляске. Обнародовать такой план – даже в закрытом судебном заседании военного трибунала – слишком опасно для репутации ГДР, и с ним могут сделать все, что угодно. Несмотря на то, что он практически ничего не скрывал, его допрашивали девяносто раз. Предварительное следствие продолжалось восемь месяцев. Вопросы и ответы записывались на магнитофон. В соседнем кабинете, как потом стало ясно профессору, за ходом допроса следили другие офицеры госбезопасности, которые инструктировали следователя, какие вопросы задавать.

У следователей была своя драматургия. Они знали, как вывести из равновесия арестованного. Например, вечером после допроса следователь говорил:

– Ваши показания неудовлетворительны. Завтра я снова буду задавать вам вопросы. Подумайте, что вы хотите нам сказать. Это будет иметь решающее значение для вашей судьбы.

Однако на следующий день профессора на допрос не вызывали. Допросов не было две недели. Тогда ему начинало казаться, что лучше допрос, чем томительное сидение в камере. Тактика, к которой прибегли следователи, то неожиданно вызывая на один допрос за другим, то заставляя неделями киснуть в камере, не прошла бесследно для Фрухта. Однажды он выпалил следователю:

– Лучше бы вы избивали меня, чем мучили таким ужасным образом.

Следователь высокомерно сказал:

– Вы наслушались западной пропаганды. Холодные камеры, где пол залит водой, электрошок, дубинки – мы все это уже не применяем.

Фрухт вскоре обнаружил у себя язву желудка. Лечить ее не стали. Через полгода произошло прободение стенки желудка, и ему помогла только немедленная операция.

В особо трудные минуты профессор размышлял о самоубийстве:

– Я придумал два верных способа покончить с собой, и моя профессорская изобретательность даже доставила мне удовольствие. Я, так сказать, занимался теорией самоубийств.

Во время следствия Фрухту запрещалось писать, читать газеты, получать письма и играть в шахматы. Разумеется, у него не было адвоката, и он не имел никаких вестей от жены. Фрухт пришел к выводу, что с ним обращаются хуже, чем с профессиональным шпионом. На них смотрят как на коллег.

Охрану тюрьмы несли солдаты особого полка имени Феликса Дзержинского Министерства государственной безопасности ГДР. Каждые три минуты они заглядывали в глазок. Если Фрухт разговаривал сам с собой, ему приказывали молчать. Если он натягивал одеяло на голову, его немедленно будили.