Книга Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю. Том II. 1802-1812 - Альфред Мэхэн

Распределение (в процентах) товарооборота Великобритании между различными странами в 1792 и 1800 годах.

Так как британские колонисты полностью владели тогда рынком метрополии и продукты их промышленности стояли в высокой цене, то они не испытывали еще той тревоги за свое существование, какая овладев ими десять лет спустя, причинила Великобритании столько затруднений. Напротив, благосостояние колонистов позволило ей издать в январе 1798 года те указы, которыми датским, шведским и другим нейтральным судам разрешалась перевозка кофе и сахара из колоний враждебных Англии стран в свои порты или в порты последней.

Именно против этой обширной торговли был направлен закон 29 нивоза. Мануфактурные товары Великобритании скорее, чем золото и серебро ее, обменивались на продукты промышленности Ост– и Вест-Индии, Соединенных, Штатов и Леванта. Континент потреблял мануфактуры Великобритании, сахар и кофе ее колоний и получал через британских купцов пряности и другие товары Востока; за все это он большей частью платил наличными деньгами. Соединенные Штаты брали деньги с самой Франции за колониальные продукты, перевозившиеся на их судах, и платили Великобритании за ее мануфактуры. Сама Франция получала британские товары, доходившие до нее континентальными путями, и платила за них звонкой монетой. Деньги, которые стекались таким образом в Лондон, уходили оттуда назад на субсидии для содержания коалиционных армий. Теперь благодаря Бонапарту Великобритания «осталась одна в поле». Французский флот не был в состоянии состязаться с ее флотом; но Директории удалось собственными силами и по договору с другими державами исключить британские суда из портов большей части континента. Тем не менее британские товары изобиловали во всех странах благодаря содействию нейтральных судов. Если бы последние могли быть остановлены, то доступ на континент для британских мануфактур закрылся бы. Этим соображением и был вызван декрет, уполномочивавший французских крейсеров брать в плен каждое нейтральное судно, на котором окажется тюк или ящик британского происхождения. Результат получился весьма неожиданный.

По прошествии года, 13 января 1799 года, Директория внесла в нижнюю палату Законодательного собрания записку по вопросу о морских призах, в которой заключалось знаменитое заявление, уже приводившееся выше, что в открытом море нет ни одного коммерческого судна под французским флагом. Но это еще не все. Неправильные действия и насилия приватиров так пугали нейтральные суда, что они стали заходить во французские порты в неизмеримо меньшем числе, чем раньше, хотя Великобритания скорее ослабила, чем усилила строгие законы, которые издала против них в начале войны. Вследствие меньшего ввоза из-за границы во Францию неизбежно уменьшились продажа отечественных товаров, вывоз продуктов земледельческой и мануфактурной промышленности, а также доставка необходимых для нее сырых материалов. Директория объяснила это зло несовершенством закона, по которому решение дел о призах принадлежало судебным учреждениям, а не исполнительной власти, и доказывала, что если бы пострадавшие судовладельцы имели право обращаться к этой власти, то последняя могла бы остановить злоупотребления крейсеров и неправильные решения судей.

Если, как на это указывалось американским консульством в Париже, суды первой инстанции были составлены главным образом из купцов, имевших дела в морских портах, большая часть из которых была прямо или косвенно заинтересована в снаряжении приватиров, то, конечно, следовало ввести некоторые перемены в действовавших тогда законах. В Совете старейшин преобладал, однако, другой взгляд. 17 января 1799 года в этом учреждении начались дебаты по вопросу о резолюции, определявшей время, с которого закон 18 января 1798 года вошел в действие, причем ораторы углубились в обсуждение политики и результатов применения этого закона, поскольку они выяснились событиями того года, в течение которого он был в силе. Бедственное коммерческое состояние Франции было, конечно, признано всеми сторонами; но в нескольких сильных речах оно было приписано прямо и убедительно действию самого закона. «Нейтральные суда изгнаны из наших портов; наши земледельческие продукты не имеют выхода за границу; наши промышленность и торговля уничтожены; наши колонии беспомощны; наши морские пути пустуют; двадцать тысяч матросов томятся в английских тюрьмах; военные корабли наши плавают без матросов – таковы политические последствия закона, который разоряет и давит нас».

В менее страстных выражениях и другие депутаты доказывали нецелесообразность закона. «Если на сухопутной границе остановлен воз, в котором оказался тюк британских товаров, то этот тюк конфискуется, но остальной груз освобождается. Если же такой тюк найден на корабле, то не только этот тюк, но и остальной груз и даже самый корабль делаются законным призом приватира или крейсера. Даже в самый разгар революции, когда стране грозила крайняя опасность, не пытались, как это делается теперь, запретить нейтральным судам перевозить британские товары в свои порты». Мера эта не могла быть оправдана предлогом возмездий за действия противника, потому что, «если англичане захватывают французские товары на тех же нейтральных судах, то они не конфискуют остальной части груза. Поэтому наш закон ничем не вызван и является новшеством, которого нейтральные суда не могли ожидать и против которого не могли оградить себя». Нейтральное судно подходило к французскому берегу только в случае крайней опасности, так как маленький сверток британских товаров оправдал бы захват его французским приватиром, каково бы ни было назначение этого судна, – даже если бы оно везло во Францию крайне необходимые для нее предметы и намеревалось бы вывезти в обмен на них французские продукты. Нейтральные, союзные и даже французские суда, ведущие мелкую торговлю с соседними государствами, сделались предметом охоты французских корсаров. Такое положение дел мешало деятельности самих крейсеров: было много безопаснее и выгоднее держаться близко к отечественному берегу и нападать на проходящие суда. Малейшая безделушка, взятая кем-либо из экипажа без ведома капитана и судовладельца, делали судно законным призом. Вследствие этого число захваченных и введенных во французские порты судов упало за год с шестисот шестидесяти двух до четырехсот пятидесяти двух, несмотря на огромное расширение поля захватов.[180]

Уменьшение числа призов, однако, было никоим образом не худшим следствием закона, о котором идет речь. Так как нейтральные суда боялись подходить к французским портам, а союзные и французские были запуганы неприятелем, то торговля серьезно страдала по недостатку транспортных средств. За год до введения закона в действие вместимость прибрежных торговых судов достигала 895 000 тонн; из них 120 000 тонн приходилось на долю нейтральных судов, на которых перевозились товары с одного французского побережья на другое, как, например, – из Бискайской бухты к французскому берегу Средиземного моря. В следующем году вместимость упала до 746 000 тонн, но из них на долю нейтральных приходилось уже только 38 000 тонн. В заграничной торговле за год, предшествующий войне, вместимость торговых судов достигала 860 000 тонн, причем на нейтральные приходилось 623 000 тонн.