Книга Nirvana: Правдивая история - Эверет Тру

Однако нет смысла отрицать, что ситуация в последнем турне «Nirvana» по США была далеко не идеальной. Между Куртни и всеми остальными существовал явный разрыв; увеличивался разрыв и между самими Куртом и Кортни. Взаимоотношения Курта с менеджментом обострились до такой степени, что Джон Сильва открыто назвал Курта «наркоманом»; к тому же далеко не секретом было то, что Курт ненавидит Сильву и в большинстве случаев обращается к его помощнику, Майклу Майзелю. О чем только Курт не препирался со своим менеджментом! О записи «In Utero», о домашних делах, о разного рода поправках, о товарищах по группе, о роялти, о наркомании, о своем внешнем виде, об отзывах в прессе… он даже категорически заявил, что в 1993 году хочет отдохнуть от турне – но нет, вот он, в самом длинном турне «Nirvana» за всю историю. К тому же в интервью Курт пренебрежительно отзывался о Дэйве, а его дружба с Кристом определенно знавала лучшие дни.

Неприязнь Курта к мейнстримовой культуре все росла, чему способствовала и отчаянная любовь Кортни к этой самой культуре. Давно прошли те денечки, когда он нянчил идею стать звездой, когда ему не терпелось забраться с Кристом и Чедом в фургон и мчать в следующий уютный клуб. Для турне «In Utero» были наняты два автобуса – один для Курта и Пэта Смира, а второй для остальной части группы и технических сотрудников[357].

– Все решительно переменилось, – говорит Рене. – Кортни подыскивала себе местечко на гребне славы, в то время как давление на Курта все увеличивалось. Я поехал с ними в Нью-Йорк на «SNL», но как только мы туда приехали, мы с Кали заявили, что у нас отпуск. Нас просили остановиться в «Парамаунте», но мы жили в «Сент-Марке» и принимали наркотики с Джи-Джи Аллином; мы просыпались на полу, обсыпанные травкой, с братом Джи-Джи, но это было круто. У Курта случилась передозировка, пока мы там были, и на нас здорово разозлились, потому что не могли найти ни меня, ни Кали. Но это проблемой не было. Мы высмеяли Курта: «Как, ты передознулся пакетиком?» – в Нью-Йорке продают другие сорта героина. «Ты же думал, что пакетики куда лучше?» – так и было, и мы над ним все время подшучивали. Он своим странным тихоокеанским северо-западным выговором отвечал, что ему нравится быть богатым наркоманом. Казалось, ему это приносит радость.

– Напряжение витало в воздухе, и я чувствовал, что «Nirvana» долго не протянет, – говорит Эрни. – Я не хотел ехать в турне «In Utero». Я предчувствовал кошмар. Стрессы в сочетании с возрастающей неприязнью Курта к Дэйву, которую я считал несправедливой. И я решил, что прикроюсь своим рестораном как предлогом для ухода.

Тут Курт поставил меня в неловкую ситуацию, – продолжает он. – Он сказал: «Давай я найму в твой ресторан управляющего, чтобы тебе не пришлось заниматься им самому». Я хмыкнул и пробормотал, что не могу на это согласиться. И тут до него дошло, что я ухожу из «Nirvana», а ведь никто еще не уходил из группы – всех вышвыривали. Пэт потом говорил, что Курт мне очень завидовал – тому, что я могу просто все бросить и послать к черту, а ведь сам он уже столько раз этого хотел. И вот они уехали в турне «In Utero», а через два дня мне позвонил Крист. К моему немалому удивлению, он рассказал, что пока все идет хорошо. Когда они отвлеклись от внешних раздражителей, то стали вновь получать удовольствие от игры.

Все действительно шло куда лучше, чем можно было ожидать. Большинство компетентных источников приписывают этот факт тому, что Кортни была чаще всего далеко: она занималась другими вещами – записывала «Live Through This» и играла на редких концертах «Hole». Также ходили слухи, что она спит с другими мужчинами, в частности, с солистом «Lemonheads» Эваном Дандо и старой своей привязанностью, Билли Корганом.

– Если бы Кортни была в турне, то гастроли бы не так удались, – заявляет Кали. – Напряжение можно было бы резать ножом. А раз она отсутствовала, то все вернулись к доброму старому времени. И в основном все было хорошо. Со мной, Пэтом и Куртом часто катался Алекс [Маклеод]. Он делал все что мог, чтобы управиться с этим дурдомом на выезде. Концерты были гораздо масштабнее, а публика на них приходила подчас не совсем та, перед которой им хотелось бы выступать.

У меня не осталось записей о концертах, на которых я был. Главное условие, на котором Курт допустил меня в свой автобус, что я не буду ничего писать о «Nirvana» в «Мелоди мейкер». «Да ты уже задолбал, – жаловался он. – Почему нельзя просто поехать с нами по-дружески? Если захочешь как-нибудь потом написать книгу, я не буду возражать, но сейчас, пожалуйста, никаких интервью или обзоров». Конечно, я принял его условия.

Турне «In Utero» началось 18 октября.

На роль групп разогрева Курт выбрал несколько своих любимых коллективов – разумеется, «The Breeders», «Half Japanese», «Meat Puppets» – и попросил совета у Кали по поводу остальных.

И как солист, и как участник «Half Japanese», Джед Фэйр был удивительно плодовит. Он выпустил бесчисленное множество альбомов наивной, чарующей музыки: два типа песен – «чудовищные» и любовные. Я люблю Джеда за его теплоту, за его очки, за то, как он освобождает музыку от мусора и возвращает ее к истокам – к человечности, к хорошим текстам и четкой мелодии. Я люблю его за безграничный энтузиазм и скромный гений. Наверное, называть Джеда наивным неправильно, потому что он определенно знает, что делает, но ту чистоту, которая, на мой взгляд, лежит в основе почти каждой великой музыки, сложно назвать иначе.

Джед никогда не настраивает гитару, поскольку считает, что такие действия противоречат духу рок-н-ролла, то есть спонтанности. Он в жизни не купил ни одной гитары: ему достаточно тех, которые выбрасывают другие музыканты. Гитару «J28», на которой он играл в турне 1991 года с «The Pastels», он подобрал на помойке в Глазго на следующий день после приезда. Он поет в тональности F, порой скрипуче, всегда экспрессивно. В своей парке с капюшоном и очках с толстыми стеклами он выглядит эксцентричным дядюшкой. Я видел, как Джед на концертах отбивает ритм сложенной газетой по перевернутому мусорному ведру и поет под эти звуки. Я слыхал, как Джед с ходу импровизирует песни, от которых сердце разрывается – от удовольствия и страсти, заложенной в них. И я видел, как «Half Japanese» играют на стадионе – притом совершенно в том же духе.

«Я надеваю наушники, и мы с Джедом делимся своими маленькими секретами в моллах и аэропортах, – написал однажды мне Курт. – Я люблю слушать в самой цитадели американской культуры именно Джеда Фэйра и „Half Japanese“, – объяснял он. – От этого я чувствую себя чужаком; я как будто не иду, а плыву, как во сне. Но если бы люди вокруг слышали эту музыку, они бы растерялись, они бы не понимали, что делать, бегали бы по стенам и хватали ртом воздух. Так что я хочу слушать эту музыку громко, представляя себе, что она раздается из колонок торгового центра».

Что можно сказать о «Meat Puppets»? Есть четыре альбома американского хардкора начала 80-х, которые иметь необходимо: это дебютные альбомы «Flipper», «The Minutemen», команды Иэна Маккея, предшественников эмо «Minor Threat» – и напряженный, скованный, взрывной и поразительно веселый альбом 1981 года длинноволосых братьев Кирквудов, Курта и Криса, который так и назывался – «Meat Puppets». Редко встретишь такой перекошенный, маниакальный вокал, редко гитары звучат так параноидально и угловато. Поклонники хардкора любили «Puppets» за их головокружительную скорость, которая значила для трио из Финикса, штат Аризона, больше, чем замысловатые комбинации трех аккордов. Смещенный гитарный стиль Курта Кирквуда можно было определить как нечто среднее между хиллбилли, хеви-метал, психоделикой и кантри-госпел-группой 50-х «The Oak Ridge Boys». Басовые партии его брата содержали презабавные ошибки. Два их альбома середины 80-х, «Meat Puppets II» и «Up In The Sun», повлияли на целое поколение музыкантов, от Джея Мэскиса до Курта Кобейна включительно.