Книга Жуков. Маршал на белом коне - Сергей Михеенков

Шестого и девятого августа 1945 года американские бомбардировщики сбросили на японские города Хиросиму и Нагасаки две атомные бомбы. 8 августа Советский Союз объявил войну Японии и атаковал позиции Квантунской армии на материке. Когда Молотов сказал американскому послу Гарриману, что у союзников в этой войне должны быть два командующих, и предложил генерала Макартура и маршала Василевского, Гарриман ответил твёрдо, как о давно решённом: США воюют с Японией четыре года, а СССР всего два дня, а потому Верховным главнокомандующим союзнических войск будет только американец и никто другой. Затем был отменён десант советских войск на остров Хоккайдо. Стало очевидным, что союзники попросту не желают пускать Красную армию на Японские острова.

Игра получила неожиданный поворот 11 августа. На этот день планировалась очередная встреча Молотова и Гарримана. До капитуляции Японии оставалось трое суток. Американцы спешили занять ключевые объекты и территории. Трумэн отдал распоряжение Макартуру «сразу же после капитуляции Японии занять порт Дальний». Приказ должно было выполнить специальное подразделение морской пехоты.

Когда американские морские пехотинцы подошли к Дальнему, все подступы к порту уже контролировались советскими войсками.

Тогда Трумэн «в категорической форме потребовал» уступить США часть Курильских островов для развёртывания там базы и строительства аэродрома для своих ВВС. На что Сталин ответил, что «так разговаривают с побеждённой страной, но Советский Союз не побеждён», и требование американского президента отверг в том же решительном тоне.

Четвёртого сентября 1945 года штаб ВВС США получил задачу: «Отобрать приблизительно 20 наиболее важных целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки в СССР и на контролируемой им территории». В список для новой Хиросимы попали Москва, Горький, Куйбышев, Саратов, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Грозный, Ярославль и другие крупные города Советского Союза. Этот план совершенствовался, обрастал новыми расчётами и выкладками. Но наступил день, когда американцы вынуждены были положить его в архив как неперспективный. Этим днём стало 25 сентября 1949 года, когда Советский Союз на атомном полигоне взорвал свою бомбу «исключительной силы» и заявил об этом всему миру.

Ещё в июне 1945-го, когда Жуков прибыл в штаб Эйзенхауэра, чтобы вручить своему «американскому другу» орден «Победа» и раздать ордена и медали ещё двум десяткам офицеров и солдат армий союзных войск, ему, его адъютантам и журналистам принимающая сторона продемонстрировала внушительную силу своих военно-воздушных сил. Перед торжественным обедом 1700 американских и британских самолётов, соблюдая почти парадный строй, пролетели над Венденшлоссе. Зрелище было грандиозное, и в нём явно просматривался второй, более важный план церемониального сюжета.

По воспоминаниям Монтгомери, «во время обеда американцы показали красочное кабаре-шоу с плавной музыкой и сложным танцем, исполняемым негритянками, обнажёнными выше пояса. Русские никогда не видели и не слышали ни о чём подобном, и у них глаза на лоб полезли. Тем не менее им это очень понравилось, и они всё время вызывали артисток на “бис”. Весь распорядок дня был тщательно разработан, и русские испытали щедрое гостеприимство американцев. Это был день демонстрации американского богатства и мощи».

В тот же день Монтгомери выполнил поручение правительства Великобритании — вручил Жукову Большой крест рыцарского ордена Бани. Тот же орден, но второй степени — субординация! — был вручён маршалу Рокоссовскому.

Как уже было замечено, угощали на том обеде щедро. Пили много. Русские, как и в бою, на ногах держались крепко.

Эйзенхауэр вспоминал: «В соответствии с русским обычаем провозглашались тосты. Жуков был мастером произносить тосты, судя по тому, что нам переводил переводчик. Он воздавал должное союзникам и выражал надежду на наше успешное сотрудничество в будущем».

В Потсдаме на приёме, устроенном Черчиллем по случаю своего провала на парламентских выборах, произошёл курьёз.

После торжественных тостов, поднятых за здоровье Сталина и Черчилля, последний, встав, неожиданно «провозгласил здравицу Жукову». Черчилль, можно предположить, на этот раз был совершенно искренним: мудрый и искушённый политик, он хорошо понимал, насколько мощно Жуков обеспечил фронт действий своего патрона.

О том банкете маршал написал в «Воспоминаниях и размышлениях»: «Мне ничего не оставалось, как предложить свой ответный тост. Благодаря Черчилля за проявленную ко мне любезность, я машинально назвал его “товарищем” Тут же заметил недоумённые взгляды Сталина и Молотова, у меня получилась пауза, которая, как мне показалось, длилась больше, чем следует. Импровизируя, я предложил тост за “товарищей по оружию”, наших союзников в этой войне — солдат, офицеров и генералов армий антифашистской коалиции, которые так блестяще закончили разгром фашистской Германии. Тут уж я не ошибся. На другой день, когда я был у Сталина, он и все присутствовавшие смеялись над тем, как быстро я приобрёл “товарища” в лице Черчилля».

Сталин посмеялся. Но принял к сведению: вторым после него Черчилль назвал Жукова. В Москву ему регулярно доставляли западную прессу. Газеты и журналы пестрели фотографиями Маршала Победы. Жуков охотно раздавал интервью. Судя по публикациям, маршал наслаждался триумфом, и эта его игра затягивалась и явно выходила из берегов.

На том же банкете произошла забавная пикировка Жукова с английским фельдмаршалом Александером. Александер командовал союзными войсками на Средиземном море, 2 мая 1945 года принимал капитуляцию немецких войск в Италии. На банкете они сидели рядом. Желая поговорить с Жуковым, Александер спросил:

— На каком языке вы, мистер Жуков, кроме русского, предпочитаете говорить?

Жуков, зная, что англичанин неплохо знает русский, как и ещё 11 языков — он был полиглот, — тут же отреагировал:

— На украинском или белорусском.

— К сожалению, я с этими языками не знаком, — усмехнулся Александер и продолжил свою игру: — Кажется, вы хорошо знаете французский?

— Нет, — усмехнулся Жуков. — Я его основательно подзабыл.

Мол, бивали мы, русские, и французов, но это было очень давно. И спросил:

— Вы монгольский знаете? — И запустил длинную фразу по-монгольски.

— Нет, — пожал плечами фельдмаршал, поняв, что на этот раз его конёк его не вывезет.

— А жаль. Надо изучать языки восточных народов.

В эти дни в Берлин к Жукову прилетела из Москвы семья. Александру Диевну и дочерей он встретил на аэродроме Темпельхоф. Город и окрестности постепенно восстанавливались, и Жуков старался занять детей, организовывал для них интересные поездки. В том числе в Дрезден. Старая часть города, знаменитый Цвингер, где находился художественный музей и выставочные залы, был наполовину разрушен. Коллекции картин и художественных ценностей, вывезенных и спрятанных нацистами в шахтах, советские солдаты возвращали назад. Эре и Элле Жуковым повезло, они успели увидеть знаменитый шедевр Цвингера — «Сикстинскую Мадонну» Рафаэля.