Книга Корона за холодное серебро - Алекс Маршалл

Мьюранцы были чуть ли не в экстазе от того, что их передали стойким вражеским солдатам.

– Ну ладно, поболтаю с ними позже.

– Пара-тройка тысяч мьюранцев против одного мешка с жиром? – спросила София, быстро шагая по седловине вместе с унылым демоном, вызвавшим это уныние колдуном и последним перепуганным имперцем, юношей с металлом на груди, но без всякого металла в походке. – Что случилось с остальными?

– Клянусь, я не виноват! – заявил Хортрэп.

Вяло шедшего пленника передернуло, но он не обернулся, чтобы опровергнуть эти слова.

– Они потеряли бо́льшую часть отряда, пока добирались в такую даль, и что-то еще было с лавиной, верно, Уитли?

Пленный офицер коротко кивнул.

– Напоследок я, может быть, и приложил руку, признаю, – театральным шепотом сообщил Хортрэп так, чтобы Уитли услышал.

София закатила глаза, – если этот колдун утверждает, что в ответе за что-то, то тут он, скорее всего, ни при чем.

– Да, мы потеряли несколько человек в конце пути к уступу, но, я уверен, Холодная София справедливо обойдется со сдавшимся мьюранским полком.

Эти слова заставили Уитли оглянуться. София не представляла, что можно испугаться сильнее, но ему это удалось.

– Так это… вы?

– Вам Хьортт обо мне рассказал? – спросила София.

Он кивнул, и глаза расширились еще больше.

– Хорошо. – Слабость прошла, и София облегченно вздохнула.

Разведка Чи Хён не подвела: полковник Хьортт по-прежнему командует Пятнадцатым.

Она ускорила шаг, спеша на главное дело. Хортрэп тоже пошел быстрее, заставив и Уитли живее переставлять ноги, и они приблизились к краю плато, где сидели остальные пленные, все еще державшие руки на затылке.

– Можно задать один… – начал Уитли, но София оборвала его, взглянув на лагерь кобальтов и поле боя за ним.

– Нельзя. Я женщина занятая. Уверена, что Хьортт предупреждал вас: со мной лучше не ссориться.

– Это… интересно, – произнес Хортрэп, и, оглянувшись, София без всякого удовольствия увидела, что он барабанит пальцами-сосисками по губам, тоже захваченный зрелищем.

– Интересно? – София снова посмотрела на поле. Линия фронта была изломана, хотя еще как-то удерживалась несколькими шеренгами стойких солдат, однако дальше багряные пехотинцы возбужденно развивали какую-то деятельность. Очень странную. Как будто они… – Это точно не твоих рук дело?

– Ах если бы! Нам лучше спуститься и увести оттуда своих людей, – проговорил Хортрэп с необычайно редкой дрожью волнения в голосе и двинулся вниз. – Иначе очень скоро все может стать еще интереснее. Но в плохом смысле – тебе не понравится.

Столь же необъяснимо и вопреки присутствию ненавистного чародея улучшилось настроение Мордолиза. София не знала, какое из двух чудес беспокоит ее больше. Приказав своим людям вести пленных в лагерь, она поспешила вниз – посмотреть, что там, во имя всех гребаных адов, творится.

Глава 25

– Ай-яй-яй, какие выражения! – поцокал Ван на ухо Доминго. Достигнув травянистого пригорка на полпути вниз по склону последнего перед Языком Жаворонка холма, Ван выпряг лошадь, отпустил ее пастись и заполз в фургон, к Доминго в постель, так что они теперь лежали в задке плечом к плечу и смотрели на долину. Там должна была кипеть битва, но вместо нее… вместо нее происходило другое.

Доминго опустил тяжелый ястроглаз. Его кисть тряслась, во рту пересохло, нерабочая рука и раздробленная нога начисто позабылись. Полковник провел пальцем по имени сына, выгравированному на обвивавшей медный инструмент серебряной ленте, и большая часть боевого задора улетучилась. Не видя поля боя, он еще надеялся, что Ши или другой офицер приедет с докладом, что ему удастся достать саблю, несмотря на неудобную лежачую позу, что случится еще что-нибудь… Но анафема перехитрил его по всем статьям, и ни один из азгаротийцев, которых он привел сюда, не собирался спасать своего командира, потому что все они помешались и теперь скопом гибли.

– Я раскрою вам последний секрет, полковник, – сказал Ван, кладя тощую руку на плечо Хьортту и дружески его приобнимая. – У меня были сомнения, получится ли вообще хоть что-то. Могло бы дойти до середины, а потом… пффф – и ничего. Однако дым, который вы можете видеть даже без трубы, означает, что ритуал идет точно так, как говорила ее всемилость.

– Это… оружие папессы? – Доминго попытался припомнить детали церемонии, которую демонски старательно игнорировал, пока она шла. – Все эти песни о жертве, о восходящем царстве Падшей Матери… Вы, демон вас дери, отравили моих людей.

– Отравили? Мы спасли их, Доминго! Может, я и рассказал пару сказок, убеждая вас прибегнуть к ритуалу, но я не соврал, что величайшая честь – быть отмеченным Падшей Матерью. Они станут мучениками, которые закончат эту войну.

– Я… Это моя вина. Я позволил вам… – Доминго больше не мог ничего вымолвить, его язык налился такой же тяжестью, как и сердце.

Солдаты доверяли ему, а он обрек их на смерть.

– Вы сделали правое дело, – произнес Ван тем же покровительственным тоном, каким говорила жена Доминго, когда Эфрайн, о чудо, мочился в горшок. – Даже после того, как вы согласились взять с собой меня и елей, имелось некоторое беспокойство, что будут выдвинуты… светские аргументы против помазания ваших солдат, – вот почему я предложил использовать его как яд для клинков. Мне показалось, что это больше согласуется с вашей прагматически вышколенной кровожадностью. Я не знал, как быть дальше, когда вы отказались и от благословения, и от яда, но тут мятежники спустили на ваши надменные плечи чудовищ, и волки убедили вас в том, что не удалось мне.

– Вы мазали лбы и оружие одним и тем же дерьмом? – Доминго все еще трясло, но уже не от страха и отвращения из-за того, что творилось с его людьми, что они делали друг с другом, и не от вида травы, дымившейся под их ногами.

Он содрогался потому, что в жизни так не хотел никого уничтожить, как развалившегося рядом анафему.

– На самом деле лбам досталось больше, чем мечам. Мы взяли слишком мало елея… Годы понадобились, чтобы набрать с цепных ульев достаточное количество масла для новой попытки. В прошлый раз не хватило… или что-то пошло не так. Я не знаю. Это случилось до меня, когда папой был еще Шанату, причем молодой.

– Виндхэнд, – выдохнул Доминго, стискивая в кулаке ястроглаз.

– О, вы там были? – Ван убрал руку с плеча Доминго и сел прямо, весь внимание. – Как это происходило? Как здесь? Или иначе?

– Я там не был – был Четвертый, из Болескина. Но мне рассказывали, – ответил Доминго.

Он не боялся умереть, не страшился почти ничего, но с отвращением обнаружил, что мир – тоже ад, даже хуже, чем ему всегда казалось. Солдаты, с которыми он провел в походах уйму лет, там, внизу, в долине, и много новых людей, влившихся в полк за короткий период начальствования Эфрайна, и теперь они…