Книга Эра войны. Эра легенд - Майкл Дж. Салливан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Болото Ит
У каждого из нас много тайн. Какие-то мы раскрываем, какие-то уносим с собой в могилу. Страшнее всего те, которые возвращаются и преследуют нас.
Болото Ит, конечно, не Харвудский лес, однако Тэш все равно волновался.
Не стоило брать ее с собой.
Сразу же после отправления он принялся корить себя за малодушие. Здесь, в глуши, приходится рассчитывать только на собственные силы. Юноша вспомнил Мика со стрелой в глазу и еще больше уверился, что ему следовало настоять на своем. Брин была единственной радостью его жизни. «Она – не такая, как все: добрая, ласковая, красивая. Пусть весь мир провалится в тартарары, лишь бы она осталась цела», – подумал он.
Зря я не доложил Нифрону. Тэш практически не сомневался, что главнокомандующий ничего не знает о вылазке. Если бы знал, обязательно бы запретил. Будучи кинигом, Персефона могла отменить его приказ, но она редко вмешивалась в военные дела мужа. Наверное, Брин возненавидела бы меня и я потерял бы ее навсегда, зато ей бы ничего не угрожало. И зачем мы поверили Трессе? Это же полная чушь!
Тэш напомнил себе, что болото – не Харвуд, до места военных действий полтора дня ходу. Их ожидала долгая, неприятная, бесполезная прогулка, впрочем, как истинный дьюриец, юноша приготовился к худшему. В Харвудском лесу у него развилось шестое чувство, предупреждающее об опасности, благодаря которому ему удалось выжить и сохранить жизнь своим людям, однако здесь, в незнакомой местности, он ощущал себя слепым и беспомощным. И дело не в том, что на болоте чутье притупилось: из-за густого тумана видимость ухудшалась с каждым шагом. Трава становилась все выше, искривленные уродливые деревья обступали путников все теснее, из-под земли выпирали изогнутые узловатые корни. Над бескрайней черной гладью болота россыпью вздымались покрытые мхом камни. На поверхности воды плавала зеленая тина, под которой мог скрываться кто угодно.
Прижатый к земле тяжестью доспехов, Тэш прислушивался к чужеродным звукам, вдыхал едкий гнилостный запах. Его возлюбленная шла впереди, пробираясь сквозь кишащую пиявками топь. Брин находилась всего в нескольких шагах, но слишком далеко, чтобы защитить ее, если случится что-то ужасное. Ничего опасного не происходило: никаких посторонних звуков, кроме птичьих криков, лягушачьего кваканья и жужжания насекомых, ничего подозрительного, кроме тумана и теней, однако от этого становилось только хуже. Старшина Тэчлиоров не боялся противника, которого видел; самой страшной угрозой для него был невидимый, неизведанный враг, а еще собственные мысли.
Воображение рисовало Брин, пронзенную стрелой, проткнутую копьем, обезглавленную, разрубленную, а память услужливо дополняла страшные картины душераздирающими подробностями. Тэша с детства преследовали призраки – сперва требующие отмщения родители, потом Сэбек, нашептывающий по ночам: «Пора выучить еще один урок». Позднее, когда юноша начал участвовать в сражениях, добавились призраки убитых. Тэш помнил всех до единого. Он заставлял себя смотреть, впитывать, смаковать каждую смерть. Пил кровь врагов, умывался ею, однажды провел ночь рядом с телом обезглавленного эльфа, используя отрубленную голову в качестве подушки, – после этого даже Эдгер некоторое время смотрел на него косо. Тэш никак не мог насытиться кровью. Сколько бы он ее ни проливал, все равно не в силах был утопить в ней воспоминания о том, как его близкие оказались жестоко убиты.
Тэш пробирался через болото Ит, изнемогая от страха. Он сотни раз видел смерть и сам приносил ее своим врагам, поэтому легко представлял всяческие кошмары. Были бы рядом Эдгер, Аткинс, Бригам – бойцы, которым он доверял, на которых мог положиться…
«Это не Харвуд, – повторял он про себя. – Здесь нет эльфов. – Тут на глаза ему попался Тэкчин. – Ну хорошо, есть, но всего один».
Юноша судорожно глотнул спертого влажного воздуха и постарался сосредоточиться. Ноги вязли в иле, среди которого попадались коварные корни. Кругом вода – дороги не видно. Брин в голове отряда беседовала с Мойей. Тэш плелся в хвосте. Сквозь туман он не мог различить даже спину Трессы, идущей впереди.
Руки были изрезаны острыми как бритва листьями осоки. Сперва Тэш прорубал себе путь ножом. Услышав ругань Трессы, отдал нож ей. Оставалось надеяться, что Брин приходится не так тяжко. Он собрался обогнать Трессу, потом решил, что Брин, наверное, все еще злится на него. Она целый день почти с ним не разговаривала и старалась держаться подальше, рядом с Гиффордом и Роан. Тэш не мог ее упрекнуть: она просто не видела того, что видел он, поэтому не понимает его опасений. Брин во многом еще дитя, и он должен защищать ее, даже если она возненавидит его за это.
Лучше оставить ее в покое. Пусть охолонет.
Состроив угрюмую мину, Тэш побрел за Трессой. Облаченная в необъятную мужскую рубаху, перехваченную поясом, вдова Коннигера выглядела так, будто только что с поля боя. Тем не менее она не сдавалась. Тэш уважал ее упорство, а еще ему импонировал ее неуживчивый характер. Когда он предложил ей нож, она обозвала его лжецом, а когда вложил нож ей в руку, поинтересовалась, что он хочет взамен. Эту бабу все ненавидят, и заслуженно. Не иначе, в ней есть дьюрийская кровь.
– Змея! – раздался крик Мойи.
– Змея! – взвизгнула Брин.
Тэш обнажил меч.
– Змея! – заорала Тресса.
Не успел он сделать и шага, как из зарослей осоки, тускло отсвечивая черно-зеленой чешуей, показалась невероятно длинная змея толщиной с мужскую ногу. Она бесшумно скользила мимо, не обращая внимания на путников.
– Змея! – крикнул Тэш Роан и Гиффорду.
С замиранием сердца он следил, как гадина уползает прочь. Хочется надеяться, это худшее, что нас ожидает.
На болото опустились сумерки.
– Мы не можем здесь спать, – заявил Тэкчин.
– Спать? – выпалила Мойя. – Кто тебе сказал, что мы собираемся спать? Я рассчитывала уже добраться до острова, мы малость подзадержались.
Путники устроились на замшелом выступе – то ли камне, то ли большом гнилом пне. Мойя объявила привал. Тэкчин выразил недовольство ее решением, тем не менее все обрадовались возможности выбраться из воды, доходившей людям и фрэю до колена, а Дождю – до пояса.
Тэш подсел к Брин. Кажется, ее гнев улетучился. Девушка удобно устроила голову у него на груди. Ее ладони были обмотаны полосками мокрой ткани. Она тяжело дышала и выглядела измученной. Обняв ее, Тэш вспомнил, какая она хрупкая, и снова разозлился на себя.
– У кого еще пиявки? – спросила Тресса.
– Боюсь даже смотреть, – отозвалась Брин.
– Нужно выбраться на твердую землю, пока не стемнело, – решительно произнес Тэкчин.
