Книга Ничья земля. Книга 1 - Ян Валетов

А потом неуклюжий, с огромным барабаном гранатомет плюнул огнем, и граната, вспоров воздух над пляжем, нырнула прямо в джунгли. Взрыв был достаточно громким, а крик, который раздался из кустов, скрывающих преследователей, – просто истошным.

– На борт! – заорал хрипло и весело Мангуст. – На борт, блядь!

Вторая граната ушла в заросли, прошелестев над головой Сергеева. Мангуста отдачей чуть не сбросило в кокпит, но он удержался и шарахнул по позициям преследователей третий раз.

В ответ из джунглей хлестнули автоматы. Но Михаил, ошалевший и почему-то радостный, как ребенок, играющий в казаков-разбойников, забыв про колено, уже волок Кручинина к спасительному катеру с грацией умирающего Паниковского.

Мангуст бил из гранатомета, как машина, управляемая компьютером, не обращая ровным счетом никакого внимания на свистящие вокруг пули – гранаты ложились именно туда, где скрывались стрелки. Очередь простучала по дюралю борта, вторая прошлепала по воде.

Дно ушло у Сергеева из-под ног, он отшвырнул автомат, перехватил Сашку левой рукой под горло и поплыл, отчаянно загребая воду правой.

– Шевелись! – голос Мангуста перекрывал стрельбу. – Шевелись, Умка!

С подходящего пограничного бота по ним ударил неприцельно тяжелый пулемет. Свинцовый шквал пронесся над головами, срезая кроны с пальм и расщепив ствол одной из них до половины. Целиться пограничникам мешало волнение.

Веревочный шторм-трап, тяжелый, как контейнер, Кручинин, скользкий борт…

Когда Мангуст рванул на себя рукоять тяги, Сергеев полетел назад кубарем, едва не свернув шею. Катер стал на винты, разворачиваясь на одном месте. С берега ударили в несколько стволов – одна из пуль продырявила ветровое стекло, одна отрикошетила от металлической стойки.

– Дум, дум, дум, дум! – загудел крупным калибром станковый пулемет, но очередь легла с недолетом и только потом пошла на зависший над водой и во времени катер.

Фонтаны от тяжелых пуль мало походили на всплески от пуль автоматных.

Сергеев видел, как приближается к ним череда маленьких гейзеров, и успел подумать, что на корме у пограничников установлен не пулемет, а авиационная пушка и такими снарядами сбивают низколетящие бронированные штурмовики, а штурмовик – не то что катер! Катер просто на щепу разнесет!

А потом их лодка, встав на струю, прыгнула вперед. В грудь Сергееву, выбивая из него остатки дыхания, врезался заскользивший по салону тяжеленный гранатомет.

Михаил попытался встать, но ноги разъезжались, как у новорожденного теленка, и колено, о котором он в горячке умудрился забыть, напомнило о себе так, что он сверзился между шикарными сиденьями и больно ударился затылком об обшивку. Он зашипел от удара, повернулся и уткнулся в белые, закатившиеся глаза Кручинина и его открытый в каком-то демоническом хохоте рот, похожий на запекшуюся рану, с торчащими из нее осколками зубов.

Ухватившись за пухлую спинку кресла, Сергеев умудрился встать и поднять гранатомет. Ветер, прорвавшийся через наполовину рассыпавшееся лобовое стекло, ударил в него, как подушкой. Мангуст оглянулся через плечо, глаза сверкнули из-за развевающегося воротника несерьезной «гавайки».

Катер пограничников был в пятидесяти метрах от них и разворачивался бортом, давая возможность расчету вести прицельный огонь. Сергеев не стал проверять барабан гранатомета, полагаясь на интуицию и память: Мангуст стрелял не более шести раз, а «эмка» двенадцатизарядная.

Отдача у этой ручной пушки была такая, что, не опирайся Сергеев на сиденье, упал бы наверняка. Как Мангуст вел огонь с борта качающегося на волне катера и при этом не нырнул в воду, было загадкой, но и сам Мангуст был загадкой, так что удивляться не приходилось. Граната легла с недолетом, подняв небольшой столб воды. Взяв выше, Михаил опять промазал – на этот раз рвануло метрах в тридцати за катером противника, расчет которого уже поворачивал ствол пулемета в сторону их судна, набирающего ход.

«Три!» – сказал Сергеев про себя, мысленно прочерчивая траекторию гранаты.

Легло с перелетом, но совсем небольшим – пулеметчиков окатило водой, длинный ствол ПКТ качнулся в сторону и вверх, и с ним вместе в воздух ушла очередь.

– Дум, дум, дум!

Михаил, чуть опустив ствол, чтобы занизить линию прицеливания, выстрелил два раза подряд. Первая граната легла у самого борта пограничного катера, чувствительно тряхнув противника, а вторая через полсекунды влетела в рубку сквозь стекла и разорвалась там, превращая в фарш все живое на небольшом судне. Куски корабельной фанеры взлетели вверх в столбе дыма и пламени, потерявшее управление судно закрутилось на месте, как собака, играющая с собственным хвостом.

Не веря в собственную удачу, Сергеев завалился в кожаное кресло и, оглянувшись, увидел за кильватерной струей белую ленту пляжа, дымящуюся стену джунглей, обезглавленные пальмы и маленькие фигурки, бегущие к морю и стрелявшие на ходу.

Катер вырвался в открытое море – стремительный, мощный и неудержимый. Здесь волна разгулялась не на шутку, Мангуст мастерски работал рулем и резал волну в три четверти, но все равно огромное судно прыгало на особо крупных гребнях с легкостью молодой козочки, только вот удар о воду при приводнении был такой, что лязгали челюсти.

«Почему он не сбрасывает газ?» – подумал Сергеев, глядя на сгорбленную над рулевым колесом спину Мангуста. – Мы же ушли… Мы же почти в безопасности…

Но когда он встал, жмурясь от плотного, как поток воды, набегающего воздуха, стало понятно, почему Мангуст несется со всей возможной скоростью.

Надежно отсекая их от нейтральных вод, не далее чем в кабельтове, шли, вздымая высокие буруны, два торпедных катера, гордо несущих на корме флаги социалистической Кубы.