Книга Рапсодия: Дитя крови - Элизабет Хэйдон

— Так ты называешь ежегодную операцию по уничтожению мародеров возле Бет-Корбэра?

— Да. — Тристан водил руками по животу и талии Пруденс, пока ладони не добрались до груди.

Он закрыл глаза и представил себе ее прежнюю грудь — маленькую и упругую, золотой кулон, танцующий между ними, стройную талию… Он ощутил волну желания и склонился над постелью.

Пруденс изогнулась и обхватила ногами его бедра.

— Так в чем же проблема? Если они хотят, чтобы солдаты больше не приходили, им достаточно прекратить грабить окраины Бет-Корбэра, верно?

— Верно.

— Ты так и сказал эмиссару?

— Да. Точнее, я отослал девушку обратно вместе с язвительным посланием ее повелителю. — Ладони Тристана вспотели, когда он вспомнил лицо Рапсодии, сияющие пряди волос, обрамлявших гладкую розовую кожу, и прекрасные зеленые глаза, потемневшие, когда она его выслушала.

Пруденс взяла его руку и положила между своих бедер.

— Тогда что тебя тревожит, Тристан?

Он вспомнил великолепные ноги Рапсодии. Он вспомнил, как она их скрестила, и его дыхание участилось. Его окатила волна жара; рука, ласкающая тело Пруденс, задрожала, и его затопило чувство вины.

— Я не верю полководцу фирболгов. Мне кажется, он планирует напасть на нас в этом году. Ведь теперь — если верить слухам — болги объединились.

Пруденс приподнялась, чтобы встретить Тристана, влажная от пота грудь прижалась к нему, руки обхватили плечи. Целую жизнь она практиковалась в искусстве угождать Тристану в постели и теперь повторяла движения почти автоматически. Но сегодня все было иначе — Пруденс ощущала какое-то напряжение, словно он стал жертвой темной страсти, готовой выплеснуться наружу.

Руки Тристана коснулись ее волос, чего обычно не происходило, когда они занимались любовью. Его пальцы сжимали пряди, путали локоны.

«Словно жидкий солнечный свет», — думал Тристан.

Блистающие волосы связывала простая черная лента. Его реакция на слова Рапсодии была такой яростной, что лишь чудо удержало его от желания схватить ее за локоны…

— И что ты собираешься предпринять, Тристан?

Он больше не мог терпеть. Он сжал бедра Пруденс и притянул к себе, содрогнувшись, когда ее ноги сомкнулись на его спине. Его охватил жар, и он увидел огонь, вспыхнувший в глазах Рапсодии, ощутил влажное тепло, которое преследовало его в безумных снах.

— Я намерен обратить их в бегство, — выдохнул он. — Я намерен… послать… всех солдат, которые есть в моем распоряжении, и… и… уничтожить ублюдка, и всех… до последнего… болга. — Его рот так сильно прижался к губам Пруденс, что ей стало трудно дышать.

Он снова и снова погружался в нее, но Пруденс удалось оторвать свои губы, которые прижались к его уху. Она провела руками по его влажным от отчаянных усилий волосам и прошептала, прижимаясь к нему так, словно от этого зависела ее жизнь:

— Тристан?

Он с трудом ответил: — Да?

— Как зовут эту женщину?

— Пру… — выдохнул он.

— Ее имя, Тристан?

— Рапсодия, — простонал он, и огонь запылал у него внутри. — Рапсодия, — прошептал он еще раз, и прогремел гром, поглотивший его.

Он упал на Пруденс, иссякший и обессилевший, охваченный стыдом.

Так он лежал, пока не пришел в себя и не ощутил, как тело Пруденс становится прохладным. Наконец он приподнялся на локтях и заглянул ей в лицо.

Он думал, что увидит неприятие, смущение и обиду, но нашел в ее лице лишь спокойное понимание.

— Извини, Пру! — тихо сказал он, покраснев. Пруденс поцеловала его в щеку, а затем выскользнула из-под него.

Тебе не нужно извиняться, дорогой, — заверила она Тристана, поднимая с пола ночную рубашку.

— Ты не сердишься на меня?

— А почему я должна на тебя сердиться?

Тристан провел рукой по спутанным, влажным волосам:

— Как ты узнала?

Пруденс подошла к высокому окну, отодвинула штору и посмотрела на огромное звездное небо. После долгого молчания она повернулась к Тристану, и на ее лице появилось серьезное выражение.

— Я знаю тебя всю жизнь, Тристан. Если ты не забыл, то именно я, дочь судомойки, пряталась с тобой в кладовой от твоего отца. Ты забираешься ко мне под юбку уже почти сорок лет. И я в состоянии отличить, когда ты лапаешь меня, а когда думаешь о ком-то другом. Я знаю, что ты меня любишь, и тебе хорошо известно, что я люблю тебя. И всегда буду любить. Ты не должен меня хотеть, Тристан, — мне вполне достаточно твоей любви. Более того, несколько последних раз, когда ты занимался со мной любовью из жалости…

— Я никогда так не делал, НИКОГДА! — сердито возразил он.

— Хорошо! Если хочешь, можешь лгать себе, но я не стану тебя слушать. Все последние разы я знала, что ты думаешь о ком-то другом. В последнее время ты испытываешь гораздо более сильное желание, чем за последние десять лет наших занятий любовью. И я рада, что ты мечтаешь вовсе не о Мадлен, а то мне уже стало казаться, что ты сошел с ума. — Пруденс улыбнулась, и Тристан не смог удержаться от ответной улыбки.

Наконец она отвернулась от окна и подошла к туалетному столику, взяла платье и быстро надела его, потом несколько раз провела гребнем по спутанным локонам и вновь внимательно посмотрела на Тристана.

— Если ты не услышал всего того, что я сегодня тебе сказала, вот мои последние слова: какое бы наваждение ни вызывала у тебя эта женщина, как бы ни влекло тебя ее тело, не теряй голову, не позволяй ослабеть руке, которая держит скипетр. Я чувствую, что ты намерен начать войну, руководствуясь вожделением или гневом. Тобой управляет зверь, который находится у тебя между ног. Будь осторожен, Тристан. Войны, которые начинаются из-за женщин, ведут к катастрофе.

Тристан побледнел.

Я поражен твоими словами, — обиженно заявил он. Меня беспокоит только безопасность наших провинций и подданных. Не могу поверить, что ты считаешь женщину причиной моей подготовки к войне.

— Значит, дело не в ней? Возможно, ты хочешь отомстить ее властелину за то, что она выбрала его, а не тебя. И даже если дело не в этом, если оскорблена твоя гордость, не позволяй ненависти затмить разум.

Охваченный гневом Тристан отвернулся. Ему было больно — тем более что в обвинениях Пруденс присутствовала доля правды.

Но когда Тристан обернулся, его любовницы уже не было.

54

ВМЕСТЕ С ОКОНЧАНИЕМ ЗИМЫ в земли болгов на короткое время приходил ужас. Каждый год потепление означало жеребьевку, при помощи которой выбирались фирболги, которых отправляли в наскоро построенные деревни в предгорьях Зубов. Ежегодное жертвоприношение жаждущим крови людям.