Книга Инквизитор. И аз воздам - Надежда Попова

Семейство Гайер отделалось, по мнению Курта, довольно легко; хотя и им гнева Конгрегации избежать удалось, все обошлось, что называется, малой кровью. Неизвестно, насколько раскаяние Лютбальда Гайера было искренним, но уж в том, что разумный и взвешенный подход к оценке реальности остался при нем, сомневаться не приходилось: делец явился в Официум с повинной в тот же день, когда в небесах над Бамбергом случилась скоротечная невиданная битва двух Ангелов. Нельзя сказать, что его добровольное признание прибавило что-то новое к уже известной информации, да и на фоне всего прочего выглядело это признание, прямо сказать, довольно невинно. Убийство двух горожан нанятыми охотниками, как стало известно после очередного допроса Ульмера, было совершено преднамеренно – именно ради того, чтобы подцепить дельца на крючок; в убийстве Георга Штаудта он замешан не был, о странных наклонностях епископа подозревал, но старался ни во что не лезть…

С одной стороны, свою долю, по выражению Райзе, целительных пенделей Гайеры заслужили, но с другой – лишить сейчас и без того полуразрушенный, опустелый город единственного более-менее грамотного дельца значило оставить его рушиться и дальше, превращая в большую унылую деревню. Разумеется, молва о том, что вмешательство Конгрегации спасло Бамберг от уничтожения, разнесется по Империи быстро, однако природа человеческая такова, что запомнится не только это. Запомнится и то, что уничтожение это едва не состоялось, что именно в этом городе свершилось небывалое – вовлечение в ересь поголовно всего населения, от какового в свете этого неведомо чего можно теперь ожидать, что именно этот город много столетий подряд был вратами в неведомые демонические глубины, и где гарантия того, что они заперты навеки и что-то подобное не повторится? И уж точно ни один более-менее радеющий о своем деле предприниматель не сунется сюда еще долго, не говоря уже о желающих поселиться в этом «проклятом месте» (а в том, что такое звание к Бамбергу может прилипнуть легко, ни Курт, ни Райзе ни минуты не сомневались). Прославить город как, напротив, святое место, осиянное благодатью невероятной реликвии, – это было делом будущего немалого труда огромного количества людей – от проповедников до агентов, чьей работой является распространение слухов и сплетен.

Гайер, видя и чувствуя, что его судьба решается спешно и в непредсказуемом направлении, чутье того самого дельца проявил всецело – во время очередного визита для допроса в Официум торговец невзначай заметил, что погребение столь огромного числа погибших есть дело затратное, равно как и восстановление разрушенных домов, и приведение в должный вид главного собора Бамберга, каковой сейчас еще более, чем прежде, сосредотачивает в себе все достоинство и величие этого благословенного града… Лезть к господам дознавателям с советами он, разумеется, ни в коем случае не был намерен, однако, будь он на месте служителей Официума, непременно рассмотрел бы вопрос о наложении штрафа на одного знатного мирянина, по недомыслию едва не направившего свои стопы в Ад исключительно из-за благих намерений, и для удовлетворения всех сторон сей штраф он бы приговорил выплатить не живыми деньгами, а финансированием всех вышеупомянутых действий.

К немалому удивлению и явному облегчению Гайера, это предложение было принято с готовностью; однако радость дельца несколько поутихла, когда были озвучены некоторые дополнительные условия. Вмешательство в политику города каким бы то ни было образом семейству отныне запрещалось. Также оно лишалось и монополии в торговле, обязуясь передать треть своих активов рекомендованному Официумом торговому дому, у коего уже был опыт создания налаженного предпринимательства с нуля, что здесь и сейчас, буквально на развалинах, было как нельзя более кстати. При словах «торговый дом Фельса» Гайер покривился, однако смолчал. Как бы там ни было, а в определенных кругах участие в каком-либо деле упомянутого дома говорило о многом и само по себе являлось рекомендацией, а для бамбергского дельца – недвусмысленным намеком на то, что спустя несколько лет его ждет судьба в лучшем случае главы местного филиала. Сетовать на судьбу, однако, Гайер благоразумно не стал и, поблагодарив служителей Официума за понимание, удалился, понимая, что отделался, учитывая все условия, еще достаточно легко.

Никаких взысканий не было применено и к отцу Людвигу, каковой после всего приключившегося, похоже, слегка тронулся умом. Поначалу Курт размышлял над тем, чтобы изолировать святого отца от греха подальше, однако, подумав, махнул на него рукой: вреда Господень служитель никому не причинял, с буйными проповедями не лез, в рубище по городу не расхаживал, и единственное, что его отличало от прочих обитателей Бамберга, – это частое молитвенное бдение у пилона с изваянием Всадника, что было даже кстати. На то, чтобы общаться с окружающими и вовремя удаляться для поддержания тела в должном порядке, разума отца Людвига хватало, а каким образом исцелять прикоснувшуюся к ереси душу, Курт решил оставить на его усмотрение, лишь посоветовав прибывшему вместе с Райзе священнослужителю, принявшему теперь здешнюю паству, потихоньку взять святого отца под крылышко и присматривать за ним во избежание дурных последствий.

Назначение нового епископа было делом долгим и от Официума уже не зависящим; все, что мог сделать Курт, – это направить в Совет как можно более полный отчет о произошедшем. Отчет содержал, помимо описания приключившихся событий и краткого изложения допроса Ульмера, также и уведомление о решении, принятом майстером инквизитором самовольно, без консультации с вышестоящими, а именно – об уничтожении найденного в библиотеке епископа экземпляра «Согласования Ветхого и Нового Заветов» Иоахима Флорского. Книга, тяжелую украшенную обложку которой Курт никому не позволил даже приподнять, была сожжена немедленно, здесь же, во дворе епископской резиденции, в присутствии expertus’а Конгрегации, священника, Нессель и на всякий случай Ван Алена, со всеми возможными предосторожностями и до пепла. Впрямь ли ее воздействие на человеческий разум было столь велико, как описывал Ульмер, или она сумела проникнуть в душу покойного епископа лишь потому, что он уже был к этому готов, – сие осталось неведомым, однако Курт был далек от мысли удручаться по этому поводу.

Кроме еретической книги, в резиденции епископа не было найдено ничего интересного, причем в самом буквальном смысле. Лишь библиотеку и ту самую комнату, в которой Его Преосвященство некогда принял майстера инквизитора, можно было назвать помещениями, хотя бы отдаленно похожими на обиталище представителя высокого духовенства: все остальные комнаты, от жилищ челяди до хозяйских покоев, были практически пусты, нарочито скудно обставлены и больше напоминали отшельнические кельи. Осмотрев в резиденции все, включая кухню, кладовую и подсобные помещения, Курт окончательно уверился в том, что, если б не духовное падение господина фон Киппенбергера, у него были бы немалые шансы прославиться впоследствии в качестве искреннего, добродетельного и нестяжательного служителя веры.

Отчасти Курт даже был рад тому, что обыск епископского жилища не занял много времени и не отвлек небывалыми находками: все эти дни он провел на ногах и почти не спал, пытаясь быть сразу всюду и контролировать все, торопясь ввести Райзе в курс бамбергских дел и не позволить горожанам выйти из того состояния покаянной готовности принять любую опеку Официума и нового обер-инквизитора. Присесть удавалось лишь для того, чтобы написать очередной отчет, а также в камере Ульмера – для того, чтобы завести очередную беседу, счет которым он уже потерял.