Книга Музей заброшенных секретов - Оксана Забужко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не дует вам, нет? Смотрите, чтоб не простудились…
Да, допрашивали ее… Плохо допрашивали… Вот мой отец — тот умел допрашивать! Еще в детстве мне периодически такие «чистки» делал — и не хочешь, а все как на духу выложишь… И за ухо так крутить умел, по-особенному, аж присядешь… Нет, вы не подумайте, он не был каким-нибудь там… садистом… По-своему, думаю, он меня любил… гордился… Ну такое время было… такие методы… И действовало, знаете! Действовало…
Что я выжил, это его заслуга. Исключительно. Всякое было, но знаете, как говорят — не та мать, что родила, а та, что вырастила… Два месяца мне было, когда она… когда ее не стало… Даже и двух месяцев еще не было. Знаете, какая в таких детдомах смертность была среди младенцев? А я вот — выжил… Только когда он мне первый раз рассказал… про мать, я уже тогда взрослый был… уже женатый… только тогда я понял, почему он меня в органы отдал. И правильно… Хорошо сделал, что отдал. А то не знаю, что бы со мной было… Я же пацаном даже вешаться хотел… Из петли меня вынимали… в восьмом классе…
Вы служили, Амброзьевич? А, после университета… Лейтенант? Какие войска? О, это как мой тесть, Царство ему небесное… Ну давайте, наливайте, чего зазря посуду держать… За службу! Хух…
Знаете, есть такое понятие… И в армии с первого дня учат — «понять службу»… Офицер безопасности — он всегда на службе, так нас учили… его так учили. Моего отца, а он в тридцать лет инвалидом стал… после ранения. Своих детей иметь уже не мог… Так что я для него был — последнее его задание. На всю жизнь… Служба! Понимаете? Штрафбат на дому, тасскать… Он же на фронте штрафников охранял… до того, как в Западную его направили. Тех, кто должен был — искупить кровью… Помните у Высоцкого песню? «Ведь мы ж не просто так, мы штрафники, нам не писать — считай-те коммунис-том…» Хорошая песня, душевная… Ну я для отца и был таким — штрафником. За мать свою родную… которая умерла. Сбежала, значит… с концами. Я видел в деле ее расписку — согласие на сотрудничество. Ее рукой написанную. И — ни одного донесения потом! Ни одного. Полный провал. Два с половиной года, это же не шутки! За каждый такой провал кто-то должен был отвечать…
Нет, вы не думайте, я не оправдываюсь… Я даже не знаю, знал ли он все это… Бухалов, — ввели ли его в курс, и насколько… Но его службу я понял! Понял, почему он меня так растил… Когда мама меня, бывало, пацаном от него прятала… Когда он ремень брал, военный, с бляхой, на руку так наматывал… он ей тогда кричал: ты, кричал, дура, ничего не понимаешь, ему же на пользу — злее будет!.. Воспитание такое было, значит… Такие методы… Сейчас это все иначе воспринимается, конечно… А тогда были другие времена. Я же говорю, все зависит от точки зрения…
Я его пацаном убить хотел… однажды. После того как он мне в школе ухо крутил… перед классом… заставил встать на колени… и так прощения просить, что больше не буду, — а я в детстве шкодливый был… До сих пор помню, какая тогда тишина стояла… И все глаза, всего класса, на меня обращены… Ух!.. Я после этого из дома убежал… подстерег его, с заточкой… Это еще когда я ничего не знал… Пацаном еще был…
Вы, наверное, думаете — к чему я все это, да? Пригласил о деле поговорить, а сам байки травлю? Хе-хе…
Вот и видно, что вы не рыбак… Рыбалка — она терпения требует… выдержки. Хороший тренинг, знаете ли… Считайте, та же «наружка»… А то все спешат, спешат… А выигрывает в конечном итоге тот, кто умеет ждать. Ну и подсечь в нужный момент — когда, значит, клюет…
А клевать что-то не хочет, да… Ну ничего, подождем. Видите, как поплавок шевелится? Мальки гуляют…
Знаете, я когда еще курсантом был… Был у меня случай, я сам напросился… Поехал с солдатом, их так посылали: данные с грифом «совершенно секретно» — три страницы, отпечатанные на машинке, — клали в кейс, кейс наручниками пристегивали к запястью, сажали в «уазик» и — к нам, значит, в отделение… И кнопочка рядом красная — «самоликвидатор»… В случае угрозы солдат на ту кнопочку должен нажать — и, вместе с кейсом, самоликвидироваться… И вот я сидел и всю дорогу на ту кнопочку смотрел. Глаз оторвать не мог. За тем и поехал… Смотрел и думал: сейчас — или еще минуту подождать? Сейчас — или подождать? Двести километров так проехал… Помогло. Больше таких мыслей не было… долго… Главное — уметь ждать. Великое дело. Еще минута, еще день… А твою кнопку и без тебя когда-нибудь нажмут, так зачем спешить… поперед батька в пекло?
Нет, это была разведка… Белая кость — так они про себя думали. Всем же хочется про себя думать лучше, чем есть на самом деле, да? Их в Москве готовили, в Дзержинке… А нас здесь, в Украине, — ну вроде, значит, на «грязную» работу, на «нутрянку»… Виноват, как? Ну этого я уже не знаю — случалось ли, чтобы кто-нибудь так самоликвидировался… Может, и случалось… При Сталине, когда страх еще был… А на моей памяти дураков уже не было. Да те три странички и нужны-то никому не были — так, отписка… Из таких отписок, Дарина Анатольевна, пол-архива у нас состоит. Из обычной, простите, липы. Так что вы не думайте, что достаточно вам найти документ — и уже всё… Документы — их, знаете, люди пишут…
Вы только Нике не рассказывайте.
Ну мало ли что… Где-нибудь увидитесь…
У меня же, кроме нее, никого больше нет. Жена — это другое…
Она, когда родилась, два килограмма всего весила. Два сто. Я на молочную кухню ходил… Сам из бутылочки ее кормил, у жены молока не хватало… Был бы мальчик — наверное, не справился бы. А с девочкой иначе… До тех пор пока с ног не свалюсь, буду ей нужен.
Да, такие дела… Ну что, хряпнем еще? За наших детей… Заводите, заводите поскорее, не тяните с этим делом, демографическую ситуацию в стране нужно исправлять! Шучу… Ну, поехали! Хух… Пошла, родимая… Говорил мой тесть — если работа мешает пьянке, то нужно бросать работу… Он, тесть мой, тоже из военных был, покойник. До подполковника дослужился, еще в Афганистане успел побывать… А похоронить себя завещал на своей родине, в Черкасской области… В том селе, откуда они с женой оба родом. Мы туда с ним вдвоем на рыбалку ездили. Такой человек был, знаете… Никогда без дела не сидел… В девяносто первом демобилизовался — в таксисты пошел! Подполковник Советской армии — а крутил баранку, как простой водила… А что, говорил, — машина своя, на бензин зарабатываю, а сигаретами пассажиры угостят — вот и экономия… Такой человек был… Без комплексов. В армии с этим проще, у нас немного иначе было, в органах… Он мне немало в жизни помог. Повезло мне с ним. Говорю же, я — везучий…
Теща, та больше переживала, когда узнала, что я Бухаловым — приемыш… У нее это так было, знаете, по-простому, по-сельски, — чтобы не сказали, что ее дочка за жида вышла… Нашли жида! Дочку тоже накрутила… Ну та испугалась, что меня из Киева куда-нибудь в провинцию засунут, от греха подальше, а она уже привыкла… к хорошей жизни… Хорошо, что тесть тогда не поддался на провокацию, вправил им мозги, обеим… и жене, и теще. После того как отец мне рассказал… Бухалов. Без этого, может, и не рассказал бы. А так — пришлось ему вмешиваться… выворачивать всю, тасскать, подоплеку… да…
Я думаю, это его и добило. В каком-то смысле, тасскать… Подорвало. То, что это никому было не нужно, — на что он жизнь положил. Что меня вырастил… Его служба. А я же уже капитаном был. Самым молодым в республиканском КГБ! Если по-государственному подходить, ему бы за это действительно Героя нужно было дать… Только никто уже это не ценил. Использовали старика — и выплюнули, забыли… А меня тогда хорошенько стукнуло… когда он мне рассказал…