Книга Дети Арбата - Анатолий Рыбаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я с ним почти не общаюсь, так, шапочное знакомство.
– Общаться вам придется волей-неволей, – возразил Алферов, – три года в молчанку не проиграешь, общение неизбежно. Есть у вас еще Маслов Михаил Михайлович, бывший полковник Генерального штаба.
– Вот уж кто меня совсем не интересует, – сказал Саша, начиная, как ему казалось, догадываться, какую цель преследует Алферов.
– Безусловно, – подхватил Алферов, – другое поколение, другая формация. Те, с кем вы этапировались, вам ближе хотя бы по возрасту. Тот же Квачадзе… Переписываетесь с ним?
– Нет, даже не знаю, где он.
– Что же вы так забросили своих попутчиков? – полюбопытствовал Алферов. – Впрочем, я вас понимаю: Квачадзе – троцкист, и заядлый. Но вот Соловейчик…
– С Соловейчиком я изредка переписываюсь.
Конечно, он бы мог ему этого не говорить. Мог бы спросить: «Для чего вы меня вызвали? Для допроса? Тогда ведите его по всей форме, а такого рода беседы меня не устраивают». Но Саша этого не сказал. Ничего плохого Алферов ему не сделал, хочет говорить по-человечески, пожалуйста, он примет такой разговор.
– Давно вы получили от него последнее письмо?
– Разве вы не знаете? – ответил Саша. – Мне казалось, что вы в курсе всей моей переписки.
– Да, иногда приходится просматривать почту административно-ссыльных, это входит в наши обязанности, – подтвердил Алферов, – но я делаю это нерегулярно, выборочно.
– Мои конверты всегда вскрыты.
– А какой смысл их снова заклеивать, – засмеялся Алферов, – все равно увидите, что они вскрывались. Но повторяю, делаю это выборочно, мог и пропустить последнее письмо Соловейчика.
– С ним что-нибудь случилось? – спросил Саша.
– Особенного ничего. Просит перевести в Гольтявино, утверждает, что там у него невеста. Это правда?
– Да, – подтвердил Саша, – у него там невеста. Я ее сам видел, когда мы проходили через Гольтявино.
– Допускаю, что в Гольтявино у него невеста. Но это не дает ему права самовольно покидать назначенное место жительства. А он без разрешения ездил в Гольтявино. Возможно, я посмотрел бы на это сквозь пальцы, дело молодое, любовь и так далее. Но Гольтявино в ведении Дворцовской комендатуры, а они на это сквозь пальцы смотреть не желают.
– Я об этом ничего не знал, – сказал Саша. – Но его можно понять. Уж если кто случайно попал сюда, то именно Соловейчик, далекий от политики человек. К тому же человек легкий, контактный, все эти ограничения для него очень обременительны. Конечно, странно, что он решился на такое, но любовь не знает границ.
– Лирика, Панкратов, сантименты, на официальном языке это называется побег! И за побег наказывают не только бежавшего, а и тех, кто способствовал побегу. В Рожкове есть еще ссыльные, он их всех подвел.
– Если кто-нибудь убежит из Мозговы, я буду за это отвечать?
– Да, представьте себе: один убежит – все отвечают. И надо оберегать невинных людей от эгоистов, думающих только о себе. О любом готовящемся побеге надо сообщать властям, таков порядок. И надо в этом нам помогать. Вот вы утверждаете, что вы честный советский человек. Помогайте!
– Вот кем вы хотите меня сделать?!
– Александр Павлович, ну зачем так? За провокаторство у нас положено строжайшее наказание. Мы не просим вас сообщать о настроениях, о разговорах. Мы хотим предотвратить побеги, спасти легкомысленных людей, которые бегут, и доверчивых людей, которые тому способствуют. Переведем вас в Кежму разъездным механиком в МТС, будете свободно передвигаться по району, встречаться со ссыльными, в том числе и с теми, кто хочет бежать. А вы их отговаривайте. В крайнем случае, сообщайте нам, чтобы мы могли предотвратить побег. Будете материально обеспечены, жить будете в районе, а не в деревне и людей спасете от безрассудных поступков.
– Вы напрасно тратите время, – сказал Саша, – то, чего вы хотите, я делать не буду. Считаю аморальным.
– Мою работу вы тоже считаете аморальной?
– Вы служите и выполняете свои служебные обязанности. А я ссыльный и тоже буду выполнять свои обязанности.
– Какие?
– Отбывать свой срок.
Алферов помолчал, потом улыбнулся и сказал:
– Александр Павлович, вы ставите меня в очень затруднительное положение.
– Я вас не понимаю.
– Вы сказали «любовь не знает границ», вы правы, допустим. Но ваша жена – учительница. Можем мы доверить воспитание подрастающего поколения жене человека, политически нелояльного?
– У меня нет жены, с чего вы взяли? Учительница? Я захожу к ней иногда за книгами, только и всего.
– Александр Павлович, мы с вами мужчины и хорошо понимаем друг друга. Я и не рассчитывал на другой ответ. Но учительница – ваша жена. И если вы будете благоразумны, то мы не только вас, но и ее переведем в Кежму, и тут нужны учителя.
– Никакой жены у меня нет, – нахмурился Саша, – с таким же успехом вы можете объявить моей женой любую женщину в Мозгове. Если вы тронете учительницу, то совершите величайшую несправедливость.
– Никто не собирается ее трогать. Но оградить ее от чуждых влияний мы обязаны. Скажем, переведя вас в другое место.
– Вы хозяева! – Саша вздохнул с облегчением. Черт с ним! Переедет в другую деревню, лишь бы Зиду не тронули.
Алферов встал, прошелся по комнате…
– Скажите, Панкратов, каким вы мыслите свой путь в жизни?
– После ссылки вернусь домой, буду хлопотать о пересмотре дела.
– В Москву вы не вернетесь, получите минус.
– Работать можно не только в Москве.
– Пересмотр дела? – продолжал Алферов. – Вряд ли вы его добьетесь. Судимость на вас будет висеть.
– Бывает, что судимость снимают.
– Бывает, – согласился Алферов, – но за заслуги перед государством. А я не вижу у вас особого стремления совершить нечто особенное. Ведь вы обижены.
– Я не обижен. Но как билась моя мать в коридоре, когда меня уводили, не забуду. И как шил мне дело следователь, тоже не забуду.
– Ну хорошо, – Алферов снова уселся против Саши, – перейдем к делу. Соловейчик убежал!
Он пытливо смотрел на Сашу. Саша ошеломленно смотрел на него.
– Этого не может быть. Соловейчик не так глуп, он хорошо понимает, что убежать некуда.
– И все же он сбежал, он писал вам что-либо?
Саша усмехнулся:
– Сбежать глупо, писать об этом еще глупее.
– Безусловно, – согласился Алферов, – и все же вы здесь его единственный друг, единственный товарищ.
– Вы хотите меня обвинить в пособничестве побегу?
– Панкратов, – внушительно сказал Алферов, – я к вам отношусь гораздо лучше, чем вы думаете. Никто вас в этом не обвиняет. Но Соловейчик хорошо продумал маршрут побега. Этих маршрутов два: первый – по Ангаре к Енисею, второй – через тайгу в Канск. И по тому и по другому пути он далеко не уйдет, в первой же деревне его задержат. Идти в обход селений – нужен большой запас продовольствия, которого у него нет. Но возможен и третий путь – вверх по Ангаре, на Иркутск. Эта дорога длиннее, но на пути есть Мозгова, где живете вы, и дальше вверх еще два селения, где живут единомышленники его невесты. Не исключено, что он выбрал именно этот путь, не исключено, что он явится к вам.