Книга Странствия хирурга. Миссия пилигрима - Вольф Серно

Тем более одиноким чувствовал он себя, закончив письмо и скрепив его печатью. Что она сейчас делает? Вспоминает ли о нем? Как она себя чувствует? Вопросы, вопросы, вопросы — и ни одного ответа. Каждый день он надеялся получить от нее письмо, что было полным абсурдом, ведь с момента его прибытия в замок прошло совсем немного времени …

В дверь постучали, и вошел Кэтфилд в сопровождении Хартфорда, несшего целую гору бумаг.

— Мы не помешаем, милорд?

Охотнее всего Витус ответил бы, что помешают, но этого граф Уэртинг не мог себе позволить и вежливо пригласил обоих присесть.

Кэтфилд принялся долго и подробно объяснять милорду, каковы виды на урожай в этом году, если все будет благополучно, прошелся по каждой отдельной позиции, осветил рыночные цены и закончил тем, какие приобретения он хотел бы сделать на средства из ожидаемой прибыли. Витус слушал вполуха и на все давал согласие.

Когда деловая часть была закончена и посетители уже собирались уходить, Кэтфилд обернулся и, смущенно откашлявшись, спросил:

— Что я еще хотел спросить, милорд, — тут все интересуются, что стало с господином Магистром?

— Да, страшно интересно узнать, — подхватил Хартфорд.

— Когда я в последний раз видел господина Магистра, он был в полном порядке. Тогда он находился в Камподиосе вместе с малышом Энано и его дочкой. Я полагаю, уже все знают, что Энано стал отцом?

— Да, милорд, такие слухи доносились… из кухни.

— Я так и думал.

— Можем ли мы рассчитывать на скорое возвращение ваших друзей, милорд?

Витус горестно вздохнул:

— Я бы многое дал за то, чтобы самому узнать это.

— Понятно, милорд.

Оба поклонились и вышли. Витус остался один.

Через две недели Витус вновь поскакал в Уэртинг, чтобы выяснить, какие решения принял городской совет в отношении борьбы с угрозой чумы.

Его встретили весьма любезно и витиевато объяснили, почему до сих пор ничего не сделано. Главная причина крылась в финансовом положении города, которое сильно ухудшилось в последние годы, как ему наверняка должно быть известно, и так далее, и тому подобное… Вспышка графского гнева повлекла за собой тысячу извинений и поклонов — на этом все и кончилось.

Встреча с преподобным Паундом, старым другом семейства Коллинкортов, прошла в более радужных тонах. Они сидели в его доме возле церкви, и старый священник живо расспрашивал Витуса о Магистре и Коротышке, непрестанно гоняя свою экономку за едой и вином для высокого гостя. Витус с удовольствием рассказал бы ему о Нине, но не решился. В конце концов, он ведь сам не знал, как все у них сложится.

Поздним вечером он вернулся в замок. Чтобы чем-то занять себя, отправился к расположенному поблизости озеру и принялся наблюдать за утками и лягушками. И тех и других было очень много, и все Божьи твари явно радовались жизни.

Спустя еще две недели наконец прибыл долгожданный курьер с письмом. Однако, к разочарованию Витуса, оно было не от Нины, а от Уолсингема. Тот писал, что предложения милорда по вопросу предотвращения чумы чрезвычайно интересны, за что он выражает ему огромную благодарность. Правда, он сомневается в возможности их претворения в жизнь. Другие мероприятия — милорд, конечно, понимает, о чем речь, — выполнить, по его мнению, неизмеримо проще, и они принесли бы гораздо большую пользу Англии.

Витус послал ответ с обратной почтой. В нем он, проигнорировав намеки на военное применение Pulex pestis, подробно остановился на своих трудностях в Уэртинге и высказал новые предложения по наведению чистоты и соблюдению гигиены в крупных городах.

Потом он написал еще одно письмо Нине и одно Джироламо, отдал всю корреспонденцию курьеру и, не имея никаких других планов, отправился на длительный обход конюшен, мастерских и складов. Он бы с радостью взял кого-нибудь в спутники, но все были заняты. Каждый в замке имел свой строго очерченный круг обязанностей.

Только у хозяина их не было.

Прошло еще две недели, и, по обыкновению завтракая в Зеленом салоне, Витус сказал себе, что дальше так продолжаться не может. Уже начался сентябрь, и он потихоньку скисал, чувствовал себя, как лиса в западне, и до умопомрачения ждал хоть какой-нибудь весточки от Нины или от друзей, если письму когда-нибудь вообще суждено прийти. Пора действовать! Он решительно бросил на стол салфетку и послал за Китом.

— Чем могу служить, милорд? — спросил вскоре появившийся молодой конюший, вертя в руках шапку.

— Прикажи оседлать мне Одиссея.

— Слушаюсь, милорд.

— И двух запасных лошадей. Из тех, что повыносливей. Мне предстоит долгий путь.

После того как Кит бросился выполнять его указания, Витус стремительно отправился в свои покои, упаковал по старой привычке короб, опустив туда сундучок с инструментами, взял свой посох и, выйдя из замка, прямиком зашагал к фамильному склепу.

— Арлетта, — начал он, осеняя себя крестным знамением, — ты единственная, кто по-настоящему знает меня здесь, единственная, кому я могу довериться. Я больше не выдержу бездействия. Правильно ли я поступаю, решив уехать?

Он долго вслушивался в самого себя, зная, что ее голос все еще звучит в нем. Арлетта еще была с ним — ее ум, ее живость, ее надежность.

Витус понял ответ. Склонившись, он поцеловал плиту, на которой стояло ее имя.

— Неужели вы в самом деле хотите покинуть нас, милорд? — Кэтфилд держал под уздцы Одиссея. — Так внезапно?

— Да, Кэтфилд. Тревога о друзьях не дает мне покоя. — Витус не мог сказать, что не меньшую тревогу он испытывает из-за Нины. — Я хочу вернуться морем в Испанию. Если Бог даст, надеюсь разыскать там своих товарищей, если они еще живы.

— Понятно, милорд. А что же людям сказать? Ведь они так рады, что вы вернулись!

— Скажи им правду, Кэтфилд. Просто правду. Если все хорошо сложится, весной я вернусь. — Держась за седло, он зацепился кончиком сапога за стремя. Одиссей радостно зафыркал.

Кэтфилд успокаивающе похлопал жеребца по шее и заметил:

— Может, вам стоит подождать чуточку, милорд? Там едет какая-то карета.

— Карета? — Витус посмотрел в указанном направлении и увидел экипаж, запряженный парой лошадей, катившийся по разбитой проселочной дороге. — Кто бы это мог быть?

— Не могу сказать, милорд. Я этой кареты здесь никогда не видел.

Экипаж, которым управлял седовласый старик, остановился. Кучер степенно спустился с козел, не удостоив Витуса и Кэтфилда ни единым взглядом, открыл дверцу и откинул ступеньки. Он помог сойти молодой женщине — светловолосой, с лицом, начисто лишенным каких бы то ни было признаков интеллекта. Зато, как бы уравновешивая недостаток ума, природа позаботилась о естестве: платье женщины вздымала пышная грудь.