Книга Калигула - Зигфрид Обермайер

Толпа начала расходиться, поскольку упоминание о налогах возымело действие. Только уличные бродяги и бездельники еще пошумели какое-то время, но вскоре и они исчезли.

После смерти тирана Рим пребывал в оцепенении, и многие использовали ситуацию в своих личных целях.

Почти все преторианцы из тех, кто нес в тот день службу во дворце, после убийства императора заторопились к форуму, но у многих любопытство победила алчность. Они остались, чтобы обыскать дворец в поисках легкой добычи: серебряного кубка, позолоченной лампы или вазы из яшмы.

Преторианец Тит увидел нишу, вход в которую закрывали тяжелые шторы. Тит заметил какое-то движение в глубине, рывком отдернул занавес и крикнул:

— Иди сюда, моя голубка!

Но «голубкой» оказался старик, который дрожал всем телом и, заикаясь, спросил:

— В-вы х-хотите и меня у-убить?

Преторианец сразу узнал дядю Калигулы Клавдия Цезаря и встал перед ним навытяжку.

— Почему мы должны убивать тебя, Клавдий Цезарь? Мы все тебя любим и всегда жалели, когда Калигула был с тобой несправедлив. Я приветствую тебя как нашего нового императора.

Клавдий не мог собраться с мыслями.

— Я — и-император? Н-не знаю, х-хочу ли я этого…

Несмотря на сопротивление старика, Тит решительно вывел его на площадь, откуда в паланкине его доставили кратчайшим путем в преторию.

Преторианцы были довольны собой.

— Мы молодцы. Защищаем нового императора, пока сенат не утвердил его.

Но Клавдий не хотел соглашаться на навязываемую ему роль. Он изложил свои мысли так:

— Я горжусь оказанной мне честью, но боюсь, что не могу стать новым императором. Я бы хотел в мире и покое работать над моим произведением…

— Но, Клавдий Цезарь, — возразил ему один из преторианцев, — тебя никогда не оставят в покое. Следующий император, кем бы он ни был, будет видеть в тебе постоянную угрозу. У тебя есть только один путь: ты сам должен стать императором.

Клавдий понял, что преторианцы желают нового императора, а не республику. Этому не приходилось удивляться, ведь они были гвардией принцепса. В конце концов он согласился.

В доме Германика шла похожая дискуссия, но большинство собравшихся склонялись к необходимости восстановления республиканской формы правления.

Сабин с удивлением наблюдал за своим другом Хереей, едва узнавая его. Участие в заговоре полностью преобразило Кассия Херею: он говорил без остановки, возбужденно размахивая руками, и теперь повторял уже в третий или в четвертый раз:

— Я за восстановление республики! Для этого ничего не придется менять или подготавливать. Преторианцев можно превратить в стражей порядка в городе. Пожилые отправятся на покой, некоторые молодые перейдут в другие легионы. Больше такой возможности не будет! Оба наших консула вместе с сенатом смогут уже завтра принять власть в свои руки.

Азиатик и два присутствующих здесь трибуна согласились с Хереей.

— Кассий не политик, но хорошо понимает ситуацию. Почему мы должны идти на риск, соглашаясь на нового принцепса?

— Вы забываете Августа, — взял слово Каллист. — В конце концов именно он сделал из Рима то, что есть сейчас.

— Правильно, — согласился сенатор Виниций, один из главных заговорщиков. — Однако Август был и остается исключением. Калигула доказал, как долго и безнаказанно можно злоупотреблять этой властью. Кто заверит нас, что следующий император будет лучше. Он может быть даже хуже…

Сабин усмехнулся:

— После Калигулы такое сложно представить.

— Но возможно, — настаивал на своем Херея.

— Возможно все, — согласился Сабин. — Кто может стать преемником?

— Клавдий Цезарь, — не задумываясь ответил Каллист.

На лице Азиатика появилась насмешливая улыбка.

— Клавдий — достойный человек, но думаю, что у него нет ни способностей, ни желания принять наследство племянника.

— Кто знает? — Каллист вопросительно поднял руки. — В наших долгих беседах он рассматривал такую возможность.

В ходе разговора назывались и другие имена. Ясность внес появившийся немного позже Клеменс.

— Кажется, у нас снова есть император. Клавдий Цезарь находится сейчас в претории и выразил готовность стать преемником.

— Без одобрения сената? — резко спросил Виниций.

— Конечно, нет, — поспешил успокоить Клеменс. — В конце концов, ему никто не присягал. Преторианцы только хотели, чтобы на завтрашнем утреннем заседании Клавдий был назван как возможный преемник.

На том и закончилось собрание в доме Германика.

Херея и Сабин отправились вместе с Клеменсом в преторию. Туда префект приказал явиться всем трибуна и центурионам, чтобы обсудить сложившееся положение.

— Что делать с Цезонией? — Херея задал вопрос, который интересовал всех.

Мужчины смущенно переглянулись.

— Будет лучше, если она исчезнет из Рима, — сказал один из трибунов.

— Ссылка? — спросил Клеменс.

— Возможно, тут нам поможет Юлий Луп.

Взгляды всех устремились на центуриона Лупа, который вышел на несколько шагов вперед.

— Твое понижение, конечно, отменяется, трибун Луп, — улыбнулся Клеменс.

Цезония преследовала Лупа и издевалась над ним из-за какой-то мелочи и даже уговорила Калигулу отправить центуриона на галеры.

Луп встал.

— Я позабочусь о Цезонии, префект.

Он отобрал несколько человек и отправился с ними на Палатинский холм.

Цезония с верными слугами заперлась в своих покоях, но когда Луп приказал ломать дверь, вышла ему навстречу.

— Ах, так это бывший трибун Луп! Пришел, чтобы отомстить! Я очень жалею, что Калигула тогда помиловал тебя.

— С сегодняшнего дня я снова трибун.

С этими словами Луп ударил ее мечом. Рабыни с криками бросились прочь, а трибун вошел в дом. В большом зале тихонько плакала годовалая Друзилла. Луп схватил ребенка и швырнул о стену.

— Надо положить конец проклятому отродью! — в припадке бешенства закричал он. — И если бы у них было десять детей, я убил бы всех!

Пираллия не была на Палатинских играх и узнала о смерти Калигулы только ближе к вечеру. Она надела плащ с капюшоном и побежала на Палатин. Все вокруг казалось вымершим, только несколько преторианцев стояли на площади. Один из них узнал Пираллию.

— Смотрите-ка, Пираллия ищет своего возлюбленного. Боюсь, от него немного осталось. Ты можешь найти его останки в театре.

— Проводи меня. Я хорошо заплачу.