Книга Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Кстати, что ты говоришь, когда тебя спрашивают о том, как у меня идут дела?

– Что ты еще не совсем встал на ноги, – проворчал Козьма.

– Гм. Я утверждаю то же самое, когда они спрашивают меня, – неожиданно заметил пленник.

– Они тебя… спрашивают? – пораженно выдавил Козьма.

– Каждые несколько дней.

– Кто? Госпожа?… – Он запнулся и сверкнул глазами на пленника. – О нет, – глухо произнес он и с яростью затряс головой. – О нет, нет, нет!

Пленник пожал плечами. Он сделал вид, будто не заметил этого промаха.

– Мы оба лжем, – заявил он.

– Я тебе бесконечно благодарен, – насмешливо ответил Козьма и попытался скрыть, что это правда.

– Когда-нибудь, естественно, все закончится.

– Естественно.

– Тогда они сделают со мной то, для чего они меня пощадили, тобой… – Пленник красноречиво чиркнул пальцем по горлу.

– Ты меня не запугаешь, – солгал Козьма.

Пленник откинулся назад.

– Это меня успокаивает. Мне не очень-то понравится, если твои руки станут дрожать еще сильнее.

Взбешенный Козьма спрятал руки под столешницей.

– У тебя нет причин жаловаться. Ты ведь еще жив, не так ли?

– Дома, – неожиданно сменил тему пленник, – у меня есть бочка токайского. Некоторые люди говорят, что мускатель лучше, другие предпочитают «Коммандарию» или малагу. Я не знаю…

– Прекрати, – оборвал его Козьма. Ему пришлось приложить усилия, чтобы проглотить внезапно собравшуюся у него во рту слюну.

– А, ты такое сладкое не пьешь? У нас с тобой есть нечто общее. Позволь тебе посоветовать… «Битурику»! Ты явно из тех, кто любит «Битурику». У него привкус черной смородины…

– Я же сказал, прекрати!

– «Краба-Нуар»? М-м-м, у него аромат свежих фруктов, и оно совсем не кислое… Очень спокойное вино, оно не потеряет вкуса, даже если ты разбавишь его водой.

– Хватит уже!

– Тоже не хочешь? Подумать только! А как насчет «Карменере»… честно? Настолько все плохо? Я напрасно пытался получить один бочонок: этот напиток стоит столько, будто это жидкое золото.

Козьма дрожал. Пленник, казалось, размышлял.

– Может, «Пино»? Попробуй: мягкое, насыщенное, густое…

Козьма вскочил. Он слышал, как дыхание со свистом вырывается из его груди. Его дрожащие руки не смогли бы удержать сейчас даже мешок перьев.

– ПРЕКРАТИ! – проревел он.

– Вот, догадался: «Санджовезе» – кровь Юпитера. Черт побери, у тебя есть вкус!

– Как ты считаешь, где ты находишься? – вскричал Козьма. – Мечтай и дальше о своем вине, ты, глупец! Все, что здесь есть, – вода и хлеб, а в конце – полная пасть земли, когда они закопают тебя! Ты же сейчас в заднице, парень, и даже если ты умудришься добежать до Брюна, то все равно будешь в заднице, так как они непременно поймают тебя. А когда ты снова окажешься в их руках, то предпочтешь, чтобы я вытащил сотню пуль из твоего проклятого мяса, ибо это будет для тебя нежным поглаживанием по сравнению с тем, что они сотворят с тобой. И если ты мне не веришь, ты, глупый пес, то валяй, рви свои цепи и беги, но не говори потом, что я не предупреждал тебя или что я должен был тебе помочь. Ну а я, черт возьми, буду смотреть, как они режут тебя на полоски! Вот тогда и рассказывай им о своем вине, ты, идио-о-от… – Козьма замолчал: у него перехватило дыхание. Рубашка внезапно прилипла к телу. Грудная клетка поднималась и опускалась, как после бега в гору. Он почувствовал, что по его подбородку стекает слюна.

Так, значит, отсюда можно добежать до Брюна? – уточнил пленник.

Козьма мучительно застонал. Он резко вскочил и выбежал из хижины. Он почти ожидал, что пленник попытается погнаться за ним, однако не услышал ни грохота упавшего стола, ни звона натянутой цепи, ни придушенного крика, вызванного рывком цепи, швырнувшей пленника на пол. Он вообще ничего не услышал. Следовало предположить, что пленник просто остался сидеть на месте.

Стеная и одновременно крича от ярости и страстного желания, Козьма, спотыкаясь и падая, несся по лесу.

Но что значили его вопли для ада, где истязали бедные души?

2

КардинаЛ Мельхиор Хлесль поднял глаза, когда охранники с обычным шумом ввалились в комнату. Уже несколько дней их лица не менялись. Очевидно, у короля Фердинанда закончились солдаты. Кардинал был хорошо информирован обо всем, что происходило в Богемии, возможно, даже лучше, чем предводители партий – Фердинанд фон Габсбург и Генрих Маттиас фон Турн. Обе стороны в настоящий момент были твердо убеждены в том, что противник уже успел набрать большую армию, и вооружались как ненормальные. Войны было не избежать, и, так как большинство радовались данному обстоятельству, кардинал тоже прекратил печалиться по этому поводу. Если ему и было чего-то жаль, то лишь того, что добро, которое он накопил и хотел когда-нибудь передать семье Киприана, теперь спускалось на сапожную ваксу офицерам и на проституток для армии его католического величества короля Фердинанда.

Вошел камердинер управляющего замком.

– Хушать подано, ваше высохопреосвященство, – пророкотал он. – Форель и вода, хах захазывали, нет?

Мельхиор кивнул ему, не поведя и бровью. Похоже, новые сообщения.

– Эй! – окликнул камердинера один из охранников, чье произношение позволило Мельхиору определить, что он житель герцогства Максимилиана Баварского. Тот повернулся к нему. – Ну давай уже, стынет все, – нетерпеливо сказал солдат.

И тут Мельхиор, к своему ужасу, увидел, как охранник взял кувшин, осклабился, глядя на камердинера, и вылил содержимое прямо на пол. Вода полилась на деревянный пол, вверх полетели брызги, а солдат сунул палец в отверстие, чтобы выудить медную вставку. Он и ее уронил на пол. Мельхиор, совершенно растерявшийся, ничего не мог поделать, кроме как смотреть на солдата, который переворачивал кувшин, чтобы вытряхнуть оттуда письменные принадлежности.

Вытряхиваться ничего не желало.

Солдат пораженно моргнул.

Тогда он вцепился в поднос, вырвал его из рук камердинера и тоже перевернул. Великолепно поджаренная форель шлепнулась на пол, от нее во все стороны покатились горошины, глиняная тарелка разлетелась на кусочки. Руки камердинера были пусты; к обратной стороне подноса ничего не было приклеено. Глаза солдата сузились, а рот открылся. Он снова перевернул поднос.

– Что? – спросил его камердинер.

– Да пошел ты, – буркнул озадаченный охранник.

– Теперь несите новый обед ехо высохопреосвященству, – гневно потребовал камердинер. – Выставили меня шутом, понимаешь!

Солдаты переглянулись. Тот, который предпринял расследование, начал медленно краснеть.