Книга Псы, стерегущие мир - Алексей Игнатушин

Ратьгой глянул на измученное лицо, в груди шевельнулось сочувствие.

– Чего, княже? – спросил тем не менее ехидно.

Яромир улыбнулся глазами, скомандовал:

– Уводи людей через тайный ход.

Воевода задохнулся от изумления, выпучил глаза:

– Княже, на кой я, старый хрыч? Пущай Стрый или Лют, мне-то на тот свет пора.

Вольга, стоящий в сторонке, буркнул:

– Это верно.

Ратьгой кинул неприязненный взгляд, смял ус в кореньях пальцев.

– А этот чародила остается? То есть ты хочешь, чтобы я ушел, а он пал с доблестью? Ну уж нет! Сам иди, народу князь надобен.

Вольга засопел от оскорбления, остро ощутил нехватку посоха. Яромир покачал головой:

– Никакой я не князь – навлек на племя беды. Нет, мне предстоит пасть сегодня, после моей смерти он не будет терзать землю, уйдет, ведь у него Умила. А ты, если ценишь меня хоть чуточку, уводи людей.

Ратьгой хрипел, плевался, столкнулся взглядом с князем – в воздухе зазвенело металлом. Воевода плюнул князю под ноги и затопал со стены, нарочито задев плечом волхва. Вольга проводил воеводу усмешкой. Ратьгой на земле заорал люто, призывая всех косоруких следовать за ним. К нему поспешно стягивались горожане: плакали, вздымали к небу руки, воевода орал в ответ, плевался, топал.

– За мной! – сказал он наконец, отчаявшись объяснить что-либо толпе. Горожане мигом умолкли, двинулись вереницей, из уцелевших домов выскакивали люди, в руках узлы с пожитками, вливались в людскую реку.

Яромир оглядел горожан, сердце упало: степняки доскачут до пролома прежде, чем первый войдет в тайный ход, а пешие воины не смогут сдерживать натиск так долго, чтобы все успели скрыться. Князь скрипнул зубами, пальцы отстегнули помятое корзно, на землю упал красный язык. Вольга глянул хмуро.

– Зачем, князь?

– Умру мужчиной, а не князем, – ответил Яромир просто.

Вольга не понял, хмыкнул подозрительно, затопал вслед. Остатки войска – едва ли наберется сотня – пропустили князя в первый ряд, волхва было оттолкнули, но кудесник рыкнул по-волчьи, продрался через облитые железными кольцами спины. Яромиру подвели коня, князь сел, оглядел пятерых всадников, улыбнулся невесело.

– Тем почетнее будет победа, – сказал громко.

Дружинные засмеялись одобрительно, грянули оружием в щиты. Вольга подошел к Люту. Пеший витязь с необычайным спокойствием смотрел на готовящихся к последней атаке степняков.

– Странно смотришь, – сказал волхв.

Буслай глянул подозрительно: что за шутки? Лют улыбнулся уголком рта, разогнал воздух ленивыми взмахами меча.

– Ненавидеть их? – спросил он презрительно. – Разве ненавидят диких животных? Нет, их просто убивают.

– Хорошо сказал, – молвил кто-то сзади.

Вольга глянул остро, подивился затаенной печали в глазах, мелькнуло сожаление, что не узнает подробностей похода, такого нелепого поначалу, но едва не спасшего княжество.

Степняки застыли ровными рядами, перед войском выехал бритоголовый степняк, солнце окрасило голову кровью. По рядам дружинников пронесся ропот облегчения, щиты загремели под ударами мечей и топоров, потемневшее небо с золотистыми подушками облаков дрогнуло от воинственного клича.

– Дядька Стрый! – пропищал тонкий голосок.

Воины недоуменно опустили глаза, под ногами юркнул худощавый паренек в посконной рубахе, продрался, как через чащу. Выскочил из первого ряда, кинулся к могучану на угольном коне. Стрый поднял мальчишку за загривок, как щенка, строго тряхнул, ожег взором.

– Ты почему здесь? – спросил грозно.

– Мне страшно, – пискнул пастушок.

Дружинные хохотнули. Яромир глянул на висящего мальчонку, улыбнулся почти беззаботно. Стрый деланно насупился:

– И решил прийти сюда, под удар?

– С тобой ничего не страшно.

Дружинные одобрительно зашумели. Буслай кивнул, подумал: с несокрушимым воеводой действительно не страшно, уж давно их стопчут, а Стрый будет крушить ворогов в одиночку, и неизвестно, кто падет первым. Воевода тряхнул мальчишку, рыкнул строго:

– Беги в тайный ход, дурачок. Будешь согревать песнями погорельцев, хоть как-то утешишь. У тебя хорошие песни, такие не должны пропадать.

Войско согласно загудело: верно, это скоморошьи горлопанки о том, кто кого и как, можно забыть, но у пастушка неплохо получается, подрастет – будет великим певцом.

Ивашка помялся, шмыгнул носом:

– Да кому нужны песни в лесу? Никчема я, пропаду.

– Все, иди! – рявкнул Стрый.

Дружинные вскрикнули, по ушам ударил стук копыт, степняки мчали галопом, окрест разлетались звериные кличи. Защитники закричали в ответ зло, задорно: плечи расправлены, глаза горят весело, готовы умереть достойно. Яромир оглянулся, поморщился: горожане едва дошли до двора детинца и пробирались сквозь холмы пыли медленно, слишком медленно.

Сторонние мысли вылетели из головы, вид конной лавы, ощеренной злобными оскалами, хлестнул холодной яростью, кровь наполнила мышцы тугой ярой силой, меч задрожал от нетерпения. Со стен полетели стрелы, жидкий рой канул в ряды, пропал втуне. И второй залп результата не дал.

Степняки злорадно захохотали, сабли превратились в полосы, крики стали вовсе не человечьи, звериные.

Буслай сплюнул досадливо, буркнул:

– Странно, вроде бедового спровадили, может, на стену пробрался?

Лют отмахнулся от бредовой мысли, впился взглядом в конную волну, в щелках глаз блеснуло льдом. Яромир свесился с седла, сказал на ухо волхву негромко:

– Вольга, что за колдовство?

Волхв помялся, шепнул быстро:

– Это не совсем волховство, княже, тут сила сродни богам, куды супротив нее стрелами. Я ведь говорил: едет к нам великий герой.

– Уже приехал, – буркнул князь, выпрямляясь в седле.

Степняки вскинули короткие луки, закатное небо заслонила туча стрел. Дружинные поспешно вскинули щиты, дробно застучало, вслед металлическому скрежету раздались предсмертные стоны. Строй дрогнул, но устоял, выпрямился яростно.

Хуже пришлось лошадям: знамо ведь, хочешь попасть во всадника, целься в лошадь. Из пятерых оставшихся под рукой коней четверо захрипели, груди ощетинились черным оперением. Всадники скатились кубарем, князя поспешно подхватили под руки, подняли. Вскрикнул и Гором: стрела коварно клюнула в ногу, отворилась красная щель, копыто окрасилось красным.

Стрый хмуро заворчал, мигом соскочил, потрепал животину по гриве сочувственно.

– Отвоевался, – сказал он горько. – Иди отсюда, не мешай.

Гором, сильно припадая на переднюю ногу, заковылял прочь, червец в глазах потух. Стрый глянул на степняков злобно, звуки топота перекрыл мощный рык: