Книга История Византийских императоров. От Исаака I Комнина до Алексея V Дуки Марцуфла - Алексей Михайлович Величко

потому население, разочарованное в своих василевсах, искало уже не «вселенской идеи», а прямых материальных выгод. Когда выяснялось, что при турках жить лучше, то греки с легкостью признавали подданство султана или эмира — никакие нравственные обязательства перед Римским царем их более не удерживали; его просто не существовало.

Политический строй Византии держался исключительно на личности благочестивого православного императора — это являлось его сильной и одновременно слабой стороной. Они, как конкретные выразители государственной идеи, сделались всевластными, и их личные достоинства, характер и недостатки имели чрезвычайно большое влияние на ход государственных дел. Император был стержнем византийского консерватизма, присущей грекам привязанности к формам жизни, выработанным жизнью и освященным преданием, стариной и обычаем.

«Преклонение перед формой было причиной устойчивости как хороших, так и дурных сторон политического и общественного быта». Отсюда — не только необыкновенная пышность форм, обрядов и церемоний, но и следование диким и бурным формам выражения недовольства народом конкретным императором: заговоры, интриги, восстания, бунты и мятежи. И рядом с всевластием василевса возвышалось общественное мнение и общественное настроение — и не всегда можно было сказать, какая сила превалирует над другой. «Византийские интриги, заговоры, бунты означают несколько больше, чем просто дворцовые дрязги», — справедливо писал один исследователь[1035].

Когда все факторы совпали по времени, Византия оказалась обреченной...

Глава 2. Латинская империя

Как быстро выяснилось, крестоносцы вовсе не собирались воссоздавать некогда единую Священную Римскую империю — наиболее логичный вывод из минувших событий. Ни для кого не являлось секретом, что в последние столетия на титул «Римского императора» претендовал только Германский король, который не участвовал в 4-м Крестовом походе. А без него ни проводить выборы Латинского императора, ни производить раздел земель Византии было невозможно с точки зрения правовой логики. Да и сам факт выбора второго императора, существующего помимо Германского короля и императора Западной империи, не свидетельствовал о намерениях французов и венецианцев интегрироваться с ним. Иными словами, это был настоящий захват и попытка создать новое государство на месте Византии подобно тому, как в свое время были созданы крестоносцами Иерусалимское королевство, Антиохийское и Эдесское княжество, графство Триполи.

Как уже говорилось выше, перед штурмом Константинополя латиняне квалифицировали всех византийцев преступниками, как «соучастников» Алексея V в убийстве императора Алексея IV. А если они неправоспособны, как преступники, то, следовательно, их имущество и земли подлежат занятию новыми собственниками. Естественно, новое государство должно было иметь своего главу, но в основу выбора Латинского императора положили «договорную» теорию, согласно которой монарх является лишь «первым среди равных» и получает свои полномочия от вассалов.

Поэтому в первую очередь вожди латинян начали раздел Римской империи. Были переписаны все области, принадлежавшие Византии, а затем рыцари приступили к их дележу. Как и прежде, венецианцы получили наибольшие выгоды. К ним отошли Диррахий, Ионийские острова, многие острова Эгейского моря, области в Пелопоннесе, остров Крит, гавани во Фракии и Галлиполи и области во Фракии. Храм Святой Софии был также отдан в руки венецианским клирикам[1036].

Затем дело дошло до выборов Латинского императора. Крестоносцы собрались в Святой Софии и вначале решили бросить жребий — поставили четыре чаши и в одну из них положили Святые Дары. Было решено, что тот, кто вытащит их, и станет императором. Но дож Дандоло, авторитет которого чрезвычайно вырос среди крестоносцев, убедил всех решить вопрос голосованием — как принято на Большом совете Венецианской республики. И при подсчете голосов выбор пал на графа Балдуина Фландрского (1204–1205), которого втайне Дандоло и продвигал.

Как рассказывают, именно дож-слепец, добровольно отказавшийся баллотироваться в Латинские императоры, пожелал поставить Балдуина. Тихий и скромный, послушный его воле, граф Фландрии максимально подходил Дандоло. Балдуин соответствовал и второму тайному критерию хитрого венецианца — чтобы исконные владения Латинского императора находились вдалеке от Венеции. Логика простая — в случае конфликта тот не сможет направить против Республики свои войска. Наконец, граф нравился клирикам и соответствовал стереотипу религиозного мышления западного христианина, поскольку был на редкость благочестивым. По крайней мере на фоне остальных латинян. И даже ежедневно проводил время в священных песнопениях[1037].

Вслед за этим пришел черед и Константинопольского «патриарха». По условиям предварительного соглашения было решено, что если Латинским императором станет француз, то «патриарх» обязательно должен быть из венецианцев, и наоборот. Так и произошло — вскоре в Константинополь прибыл некий клирик Томазо Морозини, маленький и непомерно толстый человек, а вместе с ним и свита из духовных лиц. Морозини под восторженные крики крестоносцев был провозглашен Константинопольским «патриархом». Он и венчал Балдуина в Святой Софии императорской короной 16 мая 1204 г.[1038]

Затем этот греконенавистник и редкий сребролюбец приказал вскрыть гробницы древних Римских царей и вынести из них все драгоценности. Осквернению подверглась и гробница святого императора Юстиниана I Великого, тело которого оказалось нетронутым тлением. Но данное обстоятельство не остановило грабителей. Вслед за этим «патриарх» повелел переплавить медные статуи, украшавшие Константинополь, — прекрасная иллюстрация культуры западных клириков[1039]. Только медная квадрика коней, ныне украшающая площадь святого Марка в Венеции, была сохранена по просьбе Дандоло — тот являлся более тонкой натурой, чем клирики и рыцари Креста[1040].

После торжеств граф Балдуин Фландрский отправил послание папе, в котором уведомлял Иннокентия III о захвате Константинополя, подчинении Риму «схизматиков» и своем избрании Латинским императором. Забыв о том, что официально он был против похода на Константинополь, Иннокентий III проникновенно ответил, что «радуется о Господе содеянному чуду для хвалы и славы Его имени, для пользы и чести Апостольского престола и для выгоды и возвеличивания христианского народа». Понтифик призвал все духовенство (как западное, так и восточное, поскольку папа полагал себя кафоличным главой всей Церкви), всех государей и все народы подчиниться Балдуину и защищать его.

Однако останавливать 4-й Крестовый поход на Константинополе папе очень не хотелось, для чего имелись веские причины. Во-первых, понтифик искренне полагал, что теперь сам собой должен стать вопрос о единой Священной Римской империи, которая, как он полагал, имеет только одного главу — его самого, как преемника апостола Петра. Но мысли вождей Крестового похода на этот счет еще не были ему известны. Во-вторых, хотя сердце его переполнялось радостью оттого, что «Божья кара» пала на «схизматиков»-византийцев, но все же в глазах остального европейского мира крестоносцы воевали с христианами, и благословил их Римский папа. Едва ли это способствовало духовному авторитету Апостольской кафедры. Только продолжение 4-го Крестового похода и взятие Иерусалима могло реабилитировать и папу, и крестоносцев.

Поэтому папа Иннокентий