Книга Знак Гильдии - Ольга Голотвина

– Не переживай. Наррабан за морем. Кто там дознается, с кем эта самая Нитха кувыркается на Эрниди? Тут и познатнее приезжие дамы такие штуки откалывали – умора! Хочешь, расскажу...

Но моряк и тут не дал разговору ускользнуть из нужного русла:

– Наррабан далеко, а ее учитель рядом! Видела, какая лапища не людская? Аж страх берет! Он такими когтищами братцу моему и красоту попортит, и это самое... всю мужскую гордость с корнем выдерет!

– Ладно, а от меня-то чего хочешь?

– Поговори с ним, а? С учителем, стало быть. Учтиво, ласково... Меня-то он пришибет на месте, а тебя не тронет. Пускай на месте свою девчонку ловит. Только чтоб брата моего не пришиб. То есть я-то постараюсь брата в ту солеварню не пускать, да разве его удержишь, хитрюгу такого!

– В солеварню?

– Ну да, в заброшенную. Это дальше по берегу, на север.

– Ты мне еще будешь рассказывать, где у нас на Эрниди солеварня? А твой брат – дурак! Что он в ней нашел, в головешке горелой? Шкура смуглая, фигура мелкая!

– Ох, госпожа, правду говоришь! С тобой, скажем, ее бы и слепой равнять не стал! Так я пойду, а? Ты уж не подведи, скажи все Охотнику! Тихонько, один на один. И... – тут он запнулся, – и осторожненько.

Моряк не знал слова «деликатно».

* * *

Моряк не знал слова «деликатно», а Юншайла не имела понятия о самой деликатности.

Какое там «один на один», какое там «осторожненько», когда есть возможность поквитаться с ненавистной наррабанкой! Была бы трапезная полна гостей – девица прямо при них выложила бы все, что узнала от моряка. Но пришлось ограничиться двумя потрясенными слушателями – Ралиджем и Шенги.

– Ты думай, что говоришь! – страшно выдохнул Охотник. – Была б мужчиной...

Привыкшая к безнаказанности девица не испугалась.

– Была б я мужчиной, – вздернула она свой хорошенький носик, – я б с ней в солеварню не пошла. Было б ради чего ноги бить в такую даль! Тоже мне цветочек! У нас приличное заведение, а она тут драки из-за парней устраивает! Я...

Тут она бросила взгляд на стол и увидела то, что повергло ее в ужас.

Тяжелый оловянный кубок, еще недавно мирно устроившийся в черной лапе Шенги, был исковеркан, смят в ком, словно пригоршня глины. Страшные когти пробили его насквозь, темная настойка лужицей растеклась по столешнице.

Юншайла взвизгнула и метнулась к выходу. Комок металла, в который превратился кубок, врезался над ее головой в дверной косяк с такой силой, что щепки полетели!

Шенги не промахнулся бы, не толкни его под руку Ралидж. И теперь над опрокинутым столом молча боролись два сильных человека. Ралидж, бывший аршмирский грузчик, почувствовал, что встретил противника крепче себя. Но упорно не выпускал безумца, который рвался вслед за той трактирной сучкой – разорвать ее в клочья!

К счастью, приступы ярости у Совиной Лапы всегда прекращались быстро.

– Пусти, – глухо вымолвил он, перестав вырываться.

Упал на скамью. Угрюмо оглядел учиненный разгром. Носком сапога ткнул перевернутое блюдо.

– М-да, наворочал я тут.

– Пра-авильно! – бодрым голосом отозвался Ралидж. – Приберут! Не будет следующий раз та дуреха глупости брякать!

– Да-да, – выдавил Охотник. – Приберут.

– Вей-о! – встревожился Сокол. – Ты чего? Уж не поверил ли этой дряни? Надо бы ей всыпать, да визгу не оберешься.

– Она сказала... – Охотник осекся. Ни за что он не произнес бы вслух то, что обжигающе вертелось на кончике языка.

Та стерва посмела сказать про Нитху: «Она тут драки из-за парней устраивает». Тут... Стало быть, в «Смоленой лодке», чтоб она сгорела с четырех концов!

Он, Шенги, утром видел Нитху, с растрепанными волосами, с заметной ссадиной на скуле... воротник еще, кажется, был надорван... На расспросы отмахнулась: мол, ерунда, некогда сейчас об этом! Он, дурень, не настаивал: и впрямь было некогда, суматошное утро выдалось. А обязан был расспросить! Учитель! Вместо отца девчонке!

Было больно, так больно, как три года назад, когда стрела просадила грудь.

Нитха...

Какой забавной девчушкой пришла она в Грайанскую башню! Как гордо представилась – Нитха-шиу! А в черных глазищах уже светилась мягкая женственность, в движениях сквозила грация, в голосе звучали нотки неосознанного кокетства.

Неужели...

Бред какой-то! Нитха дерется из-за парней? Это они должны драться из-за нее! Насмерть! А она даже взглядом не...

Найлигрим. Юная красавица за пиршественным столом. Тонкое благородство в каждом жесте, в каждом взгляде. Легкая улыбка освещает лицо и тут же исчезает. Речи скромны и негромки, так говорят те, кому не надо повышать голос: все и так прислушиваются к каждому слову! Нежная золотистая шея высоко держит гордую головку в короне сложно перевитых черных прядей.

Как назвала ее трактирная потаскушка? «Наррабанский горелый сухарь»?

Издагмир. Дворец Хранителя. Покои, отведенные для Рахсан-дэра. На полу среди жестких высоких подушек восседает юная дочь Светоча. Лицо принцессы серьезно и задумчиво, глаза скользят по страницам гигантского фолианта. Выразительно, внятно читает она древнее поучение на родном языке, а вельможа с лицом хищной птицы следит за каждым ее словом. Он, Шенги, стоит в дверях и не решается окликнуть девочку: любой посторонний звук кажется кощунством среди этого строгого благочестия.

Нитха? В солеварне? С каким-то матросом? Ну, бред...

Левая рука без приказа сорвала чехол с талисмана. Увы, все вокруг опять залил серебристый свет. Похоже, талисман издыхает.

Еще недавно эта мысль привела бы Шенги в отчаяние, но теперь его волновало другое: дыхание девочки, пробивающееся сквозь светлую пелену, уже не было сонным. Где же она? И... и с кем?

Хорошо, пусть Шенги дурак, пусть он тысячу раз дурак, но он должен убедиться, что с Нитхой не стряслось ничего плохого!

– Господин мой, – заговорил Охотник с деланной небрежностью, – конечно, эта корова плела ерунду, но я как-то беспокоюсь. Схожу-ка в эту солеварню. Посмотрю, не торчит ли там какой-нибудь гад, которому очень, очень нужно переломать ноги.

– Пра-авильно, – отозвался Ралидж, которого не обманул легкий тон Охотника. – Никого там, конечно, нет, а все же не мешает проверить. А я найду мальчишек и загоню домой. Что-то долго они на слизняков охотятся.

Шенги почувствовал укол совести: забыл про мальчишек! Но эта мысль тут же исчезла. Охотник в смятении даже упустил из виду, что наступает ночь полнолуния. Не Нургидан – Нитха занимала сейчас его помыслы.

Ни он, ни Сокол не знали, что в гавани не было другого корабля, кроме «Белопенного». Не связали слово «матрос» с экипажем Сарха.

* * *