Книга Аквитанки - Юлия Галанина

Жанна остановилась у самого края кормовой площадки.

Задняя часть кормы галеры была сделана не без изящества, украшена резьбой и покрыта лаком. Это была своего рода визитная карточка, дополнение к флагам.

За ограждением кормы плескалось море.

Жанна остановилась у ограждения, поджидая Жаккетту. Лицо ее было спокойно, лишь плотно сжатые губы говорили, что внутри она напряжена.

Жаккетте опять на память пришел турнир. Госпожа вела себя так, словно стояла на трибуне над бушующим морем зрителей.

Но в этот час даже рулевой не смотрел на них. Спектакль разыгрывался непонятно перед кем.

Жанна растянула завязки мешка и вынула оттуда сложенное золотистое платье. На секунду лицо ее исказилось.

Не успела Жаккетта и ахнуть, как Жанна резко выбросила за борт свое роскошное, великолепное платье, о котором мечтала бы любая капризная и избалованная обилием нарядов принцесса.

Сначала платье не тонуло. Ветер раздул юбку и погнал его по волнам вслед за кораблем.

Но парча и шелк намокли, отяжелели и постепенно стали погружаться.

Галера быстро уходила от того места, где неторопливо шла ко дну разбитая мечта.

Жанна внимательно смотрела, пока было видно, как скрывается под водой ее любимый наряд.

Жаккетта стояла рядом и молчала.

Да и что можно сказать? За все блага мира и французскую корону в придачу, она не променяла бы свои горести и беды на плач госпожи у моря около поместья Марина Фальера.

Солнце полностью поднялось над горизонтом.

Жанна убедилась, что платье затонуло и невозмутимо пошла обратно. Жаккетта за ней.

Рулевой краем глаза видел, что дамы что–то выкидывают и удивлялся.

Но это было не его дело.

* * *

После утренней трапезы обнадеженный враньем Жаккетты генуэзец в весьма игривом настроении подошел к упорно вышивающей на корме Жанне.

Жанна встретила его скорбным взором.

– Доброе утро, мессир э–э…

– Джирламо Пиччинино, – подсказал генуэзец, сочтя забывчивость дамы вполне естественной.

Еще бы, при таком–то обилии кавалеров!

– Ваше общество просто целебно для меня, – сообщила Жанна. – Страх уже не так терзает мою душу. После долгих размышлений здесь, на борту судна ордена, который служит Господу я пришла к выводу, что уйду в монастырь.

Генуэзец, растаявший после первых слов Жанны, вздрогнул.

В принципе, он был не против желания дамы уйти в монастырь, но зачем же так сразу?

Уход можно немножко отодвинуть по времени и посвятить эти дни более веселым занятиям.

– Тихая обитель, – воодушевлено продолжала Жанна. – Вот что влечет меня теперь. Чистая, безгреховная жизнь, посвященная Господу, добрые дела. Молитвы, молитвы, молитвы! Ночные бдения…

Ночные бдения вывели генуэзца из оцепенелого состояния и он промямлил:

– Но как же двор?

– Что двор… – вздохнула Жанна. – Двор это вертеп, обиталище суетных желаний и скопище грехов. Все тлен и суета!..

Она опять углубилась в вышивание, придав себе то выражение, что царило обычно на лице тетушки Агнессы.

Генуэзец топтался рядом, не в силах сложить более–менее вразумительную фразу, поскольку в его голове сплелись в затейливый узел две плохо сочетающиеся вещи – пять любовников и мечта о монастыре.

Наконец он выдавил:

– Госпожа Жанна, по моему мнению вам пока не следует менять титул «прекрасная», на титул «добрая». Вы слишком красивы, чтобы скрыть себя от мира, это будет громадная потеря!

– О, Вы мне льстите! – сделал постное лицо Жанна. – Но что такое красота перед вечностью? Суета сует… Подержите, пожалуйста, ткань, я передвину пяльцы.

Генуэзец послушно взял полотно и попытался подойти в интересующей его проблеме с другого бока.

– Но вам надо поднять на ноги детей, раз Ваш супруг скончался.

– У меня нет детей! – любезно объяснила ему Жанна. – И это обстоятельство тоже вынуждает меня подумать о монастыре.

– Но Вы будете иметь детей в новом браке! – воскликнул генуэзец.

– Новый брак? Никогда! – воспылала гневом Жанна. – Я до гробовой доски буду любить своего дорогого герцога! Я отказала в любви шейху, хотя могла сделаться госпожой громадной страны, а вы говорите брак! Ради меня герцог выиграл большой турнир в Ренне, соревнуясь с лучшими рыцарями! И мои цвета победно реяли над полем! Он буквально носил меня на руках! Нет, я решила – только монастырь! О, извините, но за нашим разговором я пропустила час молитвы!

Жанна поднялась и удалилась, оставив генуэзца в полном недоумении.

Он посидел, подумал и пошел на поиски Жаккетты.

– Что–то непохоже, чтобы твоя госпожа была так уж благосклонна к кавалерам!

– Это смотря к каким! – нагло заявила Жаккетта. – Госпожа платье–то по полдня выбирает, а уж о кавалере и говорить нечего. Она на абы что кидаться не будет. Она даже баронов за людей не считает.

Нервы генуэзца не выдержали, а может быть, просто холодный расчетливый ум, (непременная принадлежность удачливого торговца) прикинув все за и против, решил с капризной дамой не связываться.

Замечание Жаккетты про баронов вбило последний гвоздь в крышку гроба, где упокоилась его надежда.

И Жаккетте не удалось больше разбогатеть ни на сольдо, а Жанна потеряла прекрасную возможность быстро закончить лик Девы Марии, потому что вышивать просто так было страшно неинтересно.

ГЛАВА XXXII

По сложившейся в незапамятные времена традиции привилегированные пассажиры столовались у капитана.

Жанна, по вредности характера упустившая генуэзца, который теперь вежливо держался от нее вдалеке, принялась искать новых развлечений.

Познакомившись с капитаном чуть поближе, Жанна принялась выспрашивать у него про Орден и остров, куда они плыли.

Капитан был патриотом Родоса и знал он немало.

– А Вы знаете, госпожа Жанна, – рассказывал капитан, – что нынешний глава Ордена, наш несгибаемый Пьер д» Обюссон, уже сороковой Великий магистр со времени брата Жерара. Да–а… С тех пор как меч Святого Престола[110] утвердился на острове, турки нам покою не дают. Но господин Великий магистр преподал им хороший урок.

– Я знаю! – кивнула серьезная Жанна. – О господине Пьере д» Обюссоне слагают легенды по всей Европе. Но так хочется узнать, как же было дело от очевидца. Когда слышишь, как горсточка рыцарей и оруженосцев отстояла Родос, сердце сжимается от гордости и тревоги за них.