Книга Кассия - Татьяна Сенина

Двенадцатая из кандидаток на императорскую корону сидела за столом, подперев рукой щеку, над рукописью, в которой по зеленой обложке Иоанн опознал список диалогов Платона. «Однако!» – подумал игумен. Он знал, что в начале книги – как раз там, где, судя по количеству перевернутых страниц, читала девушка, – были «Парменид» и «Протагор». Что могло быть там интересного для девицы, чей точеный профиль он созерцал? А она так увлеклась чтением, что даже не заметила, как он вошел. На ней была лиловая туника и такой же мафорий, длинная коса свешивалась почти до пола. «Знатные волосы!» – подумал Иоанн, подходя. Девушка чуть вздрогнула, повернула голову и встала. И Грамматик, неожиданно для самого себя, вместо приготовленных им строк произнес другие:

– «Если одна ты из смертных, под властью судьбины живущих,То несказанно блаженны отец твой и мать, и блаженныБратья твои, с наслаждением видя, как ты перед нимиВ доме семейном столь мирно цветешь, иль свои восхищаяОчи тобою, когда в хороводах ты весело пляшешь.Но из блаженных блаженнейшим будет тот смертный, которыйВ дом свой тебя уведет, одаренную веном богатым!Нет, ничего столь прекрасного между людей земнородныхВзоры мои не встречали доныне; смотрю с изумленьем».

Девушка вспыхнула и опустила взор, но тут же снова вопросительно взглянула на Иоанна огромными глазами, где словно бы плескалось море. Грамматик поклонился и сказал:

– О, «не сердись на меня за мою откровенность»,Дева, но «здравствуй и радуйся! Боги да будут с тобою!»Ныне, прошу я, «скажи, ничего от меня не скрывая:Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?»

Он заметил, как на ее лице некоторое удивление сменилось волнением, а потом она улыбнулась, поклонилась в ответ и сказала:

– О, господин благородный, «почто вопрошаешь о роде?Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков:Ветер одни по земли развевает, другие дубраваВновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастают;Так человеки: сии нарождаются, те погибают».

Голос ее был очень мелодичен, и читала она удивительно красиво – Иоанн подумал, что она, верно, обучалась музыке и пению. Но ответ девушки явился для него такой неожиданностью, что он только спустя несколько мгновений нашелся, как продолжить диалог.

– «Подлинно, речь справедливую ты, о жена, произносишь». Всё же поведай мне род же и имя твое, о прекрасная дева!

Губы ее опять дрогнули в улыбке, и, немного подумав, девушка ответила:

– «Если ты хочешь, скажу я тебе и о роде, чтобы знал ты»:Град сей меня возрастил Константинов, великий и славный,Звать же Кассией меня, и Василием звался отец мой,Пал он в бою, кандидатом он был, славным воином царским,Матерь же Марфа жива с Евфрасиею, меньшей сестрою, —«Вот и порода и кровь, каковыми тебе я хвалюся».

– Признаюсь, госпожа Кассия, ты меня приятно удивила! – сказал Грамматик, жестом предлагая девушке сесть и сам усаживаясь напротив. – Ты интересуешься философией? – он кивнул на рукопись Платона.

– Да, я недавно стала изучать ее… Но ты не сказал мне твоего имени, господин. Или… это так и задумано?

– Нет, почему же, – улыбка пробежала по губам игумена. – Меня зовут Иоанн. О роде же моем, пожалуй, нет нужды распространяться. Ведь я, как видишь, монах, а у монахов, как известно, нет ни рода, ни земного отечества. Хотя Навсикая у Гомера и связывала разум с высотой рода, но вряд ли между ними существует неразрывная связь, ведь и «сын лучшего из греков» может сидеть с веретеном.

– Конечно. «Других не хуже нищий, если разум есть».

Иоанн внимательно посмотрел на девушку.

– Ты, я вижу, действительно много читала, госпожа Кассия. Нравится ли тебе Платон? Ты ведь тут читала «Парменид»? Или «Протагор»?

– «Парменид». Да, нравится. Правда, сложно… но интересно! Надеюсь, со временем я разберусь… Ведь я совсем недавно начала изучать Платона.

– Ты полагаешь, что для добродетельной жизни «надобно трудиться по мере сил, беседовать и со стихотворцами, и с историками, и с ораторами, и со всяким человеком, от кого только может быть какая-либо польза к попечению о душе»?

– Разумеется. И что «тот, кто уверен в правоте слов: “Не умеющий мыслить от каждого слова приходит в ужас”, – будет избавлен от вредного влияния многого, сказанного неправильно и впустую».

Во взгляде Иоанна блеснуло восхищение.

– Что ж, – сказал он медленно, – думаю, если будущий государь выберет тебя своей невестой, он не будет разочарован.

Девушка зарумянилась, подняла на него глаза и после едва заметного колебания тихо спросила:

– А велика ли вероятность, что он меня выберет?

В таких обстоятельствах Грамматик ожидал бы услышать в ее голосе надежду, желание… Но ему послышалось опасение. Это удивило его едва ли не более всего остального. Он пристально взглянул на Кассию.

– Разве ты этого не хочешь, госпожа?

Она опустила глаза и ответила еще тише:

– Нет.

– Почему же? «Иль быть царю утехой – жребий плох?»

Кассия вздрогнула.

– Может, и не плох, господин Иоанн… Но есть лучшие жребии… для людей разумных, – она улыбнулась. – «Здоров ли ум, когда корона манит?»

«Просто чудеса!» – подумал игумен и, встав, обошел стул, на котором сидел, и, опершись на его спинку, окинул взглядом девушку. Она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на него – независимая, свободная, явно не из тех, кто легко покоряется и отказывается от собственных суждений.

«Пожалуй, с ней можно вести интересные беседы, можно дружить, но можно ли с ней жить?» – подумалось Грамматику.

– Значит, ты не согласна с Гомером? – спросил Иоанн и прочел:

«Если б владычество дал мне Зевес, я охотно бы принял.Или ты мыслишь, что царская доля всех хуже на свете?Нет, конечно, царем быть не худо: богатство в царевомДоме скопляется скоро, и сам он в чести у народа».

– Гомер ведь сам не носил пурпур, – улыбнулась девушка. – А те, кто его носили, называли его рабством и говорили, что цвет его мрачен… По-моему, они заслуживают большего доверия.

– Пожалуй, но, – Грамматик снова пристально посмотрел на нее, – как же ты попала сюда с такими воззрениями?

Она взглянула на него в замешательстве, вздохнула и ответила:

– Не решилась ослушаться матери.

– А, послушание родителям! – пальцы Иоанна стиснули спинку стула.

– Ведь это заповедь, – сказала Кассия, с любопытством глядя на него.