Книга Лермонтов. Исследования и находки - Ираклий Андроников

«Всякий согласится, — писал Васильчиков в 70-х годах, — что вышеприведенные слова Лермонтова „потребуйте от меня удовлетворения“ заключали в себе уже косвенное приглашение на вызов, и затем оставалось решить, кто из двух был зачинщиком и кому перед кем следовало сделать первый шаг к примирению»[970].

Эта версия возникла во время следствия. По существу же, никто не сомневался в том, что вызов принадлежал Мартынову.

«Мартынов вызвал его на дуэль» (Любомирский).

«Мартынов вызвал его на дуэль» (Елагин).

«Мартынка глупый вызвал Лермонтова» (Быховец).

«Он давно искал случая вызвать Лермонтова» (Елагин).

Вопреки утверждениям Мартынова, что Лермонтов «миролюбивых предложений… не делал», и Васильчикова, будто бы секунданты «истощили в течение трех дней… миролюбивые усилия без всякого успеха», современники знали другое.

«Лермонтов был согласен оставить, но Мартынов не соглашался» (Полеводин).

«Лермонтов отговаривал его от дуэли» (Любомирский).

«Тщетны были все усилия Лермонтова, ему сделалось наконец невозможным отклонить настояния своего противника» (Булгаков).

«Хотел и тут отделаться, как с Барантом прежде: сказал, что у него руки не подымаются» (Кикин).

В своей статье, напечатанной в «Русском архиве», Васильчиков утверждал, что они с Глебовым отмерили 30 шагов, последний барьер поставили на 10-ти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на 10 шагов[971].

Во-первых, это не согласуется с тем, что писал Мартынов. «Был отмерен барьер в 15 шагов, — показал Мартынов на следствии, — и от него в каждую сторону еще по десяти»[972]. По Мартынову выходит, что первоначально противников разделяло расстояние в 35 шагов. Однако после дуэли секунданты называли совсем другое число: «Отмерили для барьера пять шагов, потом от барьера по пяти шагов в сторону, развели по крайний след, вручили им пистолеты и дали сигнал сходиться», — пишет в своем письме Полеводин, к этим-то словам и делая примечание: «Все это сказание секундантов».

Значит, не 35 и не 30 шагов, а 15! Стреляться в пяти шагах! «В шести шагах», — поправляет в своем письме Любомирский.

На месте дуэли Лермонтов сказал Мартынову, что не имел желания обидеть его и готов попросить прощения.

«Там уже на месте сказал М, что отдает ему свой выстрел, что причина слишком ничтожна, слишком пуста» (Ржевский в передаче Бакуниной).

«Лермонтов говорил на месте дуэли, что не имел намерения обидеть его» (Любомирский).

«Торжественно повторил Мартынову, что ему не приходило в голову обидеть или огорчить его, что это была одна только шутка, что он готов просить прощения» (Булгаков).

Как вызванному, Лермонтову принадлежал первый выстрел. В этом авторы сходятся единодушно. Тем самым решается и вопрос, от кого последовал вызов.

«Первый выстрел принадлежал Лермонтову» (Туровский).

«Ему надо было первому стрелять» (Быховец).

«Лермонтову должно стрелять первому» (Любомирский).

«Ему надо было первому стрелять» (Булгаков).

«Сказал М, что отдает ему свой выстрел» (Ржевский в передаче Бакуниной).

«Стрелять он не хотел» (Быховец).

«Лермонтов заявил, что стрелять в Мартынова не будет» (Полеводин).

«Лермонтов говорил, что не хочет стрелять в него» (Любомирский).

«Не хочет стреляться с ним» (Ржевский в передаче Бакуниной).

«Рука моя не поднимается, стреляй ты, если хочешь» (Туровский). «Сказал, что руки у него не подымаются» (Кикин). «Не хочет стрелять» (Булгаков). Сказав это, Лермонтов продемонстрировал свое миролюбие и разрядил пистолет в воздух. «Выстрелил вверх» (Кикин). «Повернул пистолет в сторону» (Бакунина — Ржевский). «Отвел руку и выстрелил в воздух» (Любомирский). «Лермонтов выстрелил в воздух» (Катков). «Лермонтов выстрелил в воздух» (Елагин). «Он выстрелил на воздух» (Булгаков). «Лермонтов выстрелил в воздух» (Самарин). Но… «ожесточение, — как пишет Туровский, — не понимает великодушия». «„Пускай твоя рука не подымается, моя зато подымется“ и Лермонтов в самое сердце навылет прострелен был» (Катков). «Мартынов убил его, стреляя почти в упор» (Самарин). «Мартынов подошел и убил его» (Елагин). «Мартынов выстрелил метко, и Лермонтова не стало» (Любомирский). «Этот изверг имел духа долго целиться» (Быховец). «Сказал, что у него руки не подымаются, но несмотря на то убил его», — пишет Кикин, полный ненависти к Лермонтову и сочувствия к Мартынову. Но даже и он, злорадно сообщающий, что «…Николай застрелил мерзавца Лермонтова на дуэли», не может скрыть, что Мартынов убил человека, отказавшегося стрелять и разрядившего пистолет в воздух.

Не удивительно, что современники расценили эту дуэль как «зверский поступок», как «бесчеловечный поступок» и пишут. «Дуэль сделана против всех правил и чести» (Полеводин). «Все говорят, что это убийство, а не дуэль» (Елагин). «Мартынов поступил как убийца» (Булгаков). «Требуют предать виновного всей строгости закона, как подлого убийцу» (Полеводин). «Сердечно жаль Лермонтова, особенно узнавшим, что он так бесчеловечно убит» (Вяземский).

Может возникнуть вопрос: кто мог знать о том, что происходило на месте дуэли, кроме Мартынова и секундантов — Васильчикова и Глебова?

Но, во-первых, кроме Васильчикова и Глебова, там присутствовали Столыпин и Трубецкой, которых, по совету полковника Траскина, решено было не впутывать в дело. А кроме того, может быть, находились и другие свидетели.

Самое важное сведение, подтверждающее достоверность всех этих сообщений, содержится в воспоминаниях Эмилии Клингенберг, впоследствии Шан-Гирей — дочери Верзилиной, в доме которых произошла ссора поэта с Мартыновым. В этих воспоминаниях есть очень важная фраза:

«…Лермонтов будто бы прежде сказал секунданту, что стрелять не будет, и был убит наповал, как рассказывал нам Глебов»[973]. (Курсив мой. — И. А.)

Значит, сообщение о том, что Лермонтов не стрелял и не собирался стрелять, идет от человека, выступавшего в роли секунданта Мартынова. Перед судом Глебов действовал в интересах убийцы, однако перед знакомыми, тем более причастными к столкновению Лермонтова с Мартыновым, не счел нужным скрывать того, что было на самом деле.