Книга Лица - Джоанна Кингсли

Преображения. Когда они происходят, косметическая хирургия так же важна, как и все остальное. Она приносит новую энергию, воссоздает собственное я, меняет взгляды на жизнь, а может быть, и саму жизнь.

Но большинство пациентов представляли собой середину между этими крайностями. И хотя они доставляли Жени удовлетворение и даже радость, она скучала по трудной работе, такой, которую делал Макс. Работе — с большим риском и большими требованиями. Ей хотелось заниматься также исследованиями: теорией и новыми методами.

Когда хватало времени, она устраивала совещания с Максом, заезжими хирургами и специалистами, и каждый рассказывал о новых достижениях в своей области. Но возможностей для этого становилось все меньше и меньше: возросший поток пациентов и увеличивающийся штат отнимали все ее время.

Макс часто проводил ночи в клинике и в дом Жени приходил всего несколько раз в неделю. Его увлеченность работой становилась все сильнее.

— Старею, — объяснил он Жени. — Времени остается немного.

— Если бы это сказал кто-нибудь другой, ты бы его так послал, — возразила она.

Макс улыбнулся:

— Что бы там ни было, детка, не могу остановиться. Как будто кто-то ведет меня за руку. И самое ужасное, что я все это люблю и не хочу останавливаться.

— Приходи ко мне вечером, — был четверг, и он не заходил к ней с субботы. — Я по тебе скучаю.

— Правда? — его удивление казалось неподдельным. — А я думал, все твое время занимает работа.

— Займет, если ей позволить. Но я хочу быть с тобой.

Макс подошел к двери и плотно ее прикрыл.

— Если бы я знал, что ты хочешь быть со мной… по-настоящему хочешь…

Жени улыбалась и ждала.

— Но я хочу, — проговорила она.

— А не могли бы мы… Как ты думаешь, нам не поздно, детка…

— Что?

— Знаешь, мы могли бы взять ребенка. Кого-нибудь вроде Т.Дж.

— Тех, что вокруг уже не хватает?

— Да. Правда, — он стоял перед ней с выжидающим выражением лица, руки по швам. — Ты права, детка, — наконец выговорил он своим сержантским голосом.

Жени его обняла:

— Я тебя тоже люблю, — она слышала, как стучит его сердце, и хотела успокоить. Знала, как он может любить. Он показал это ветеранам, Т.Дж. и сильнее всего ей, когда его страхи приутихли. — Вечером, — повторила она. Он поцеловал ее:

— Буду в девять тридцать. Самое позднее — в десять.

Из его кабинета Жени бросилась в свой. Там ее уже ждали шесть пациентов.

К восьми она с продуктами была уже дома и принялась готовить ужин. Омары и шампанское. Праздник в честь предстоящей свадьбы. Когда она станет его женой, доверие Макса будет все возрастать, раздражение и страхи постепенно пройдут. Брать ребенка они подождут, но не так долго. В мае Жени исполнится тридцать семь — не так уж и молода для матери. Оба пересмотрят свое расписание, станут больше времени выкраивать для дома. Она кого-нибудь наймет, чтобы вести всю административную работу, а сама снова станет просто хирургом. Женой и матерью.

Жени поставила в вазу цветы, приняла душ и надела бежевое джерси с мягкой юбкой. Потом подкрасила перед зеркалом лицо, потому что сегодня во всем поступала как героиня из женского журнала или романа. Как девчонка, подумала она и ободряюще улыбнулась себе самой. Наступало время расслабиться, насладиться тем, что она женщина, что она красива, своим домом, вот этим столом. Она подушилась ароматными мускусными духами, которые как-то купила по случаю, но еще ни разу не пользовалась.

В десять его еще не было, да Жени и не ждала его вовремя. Нет, не ждала, убеждала она себя, хотя сегодня вечер был особенным.

В половине одиннадцатого Жени почувствовала легкое раздражение. Неужели хоть на один вечер нельзя поставить на первое место их счастье и личную жизнь?

В одиннадцать она забеспокоилась и позвонила в клинику. Ночная сестра сообщила ей, что видела, как Макс уходил еще до девяти. Нет, он не сказал, куда собирался.

Через пятнадцать минут зазвонил телефон. Испытывая огромное облегчение, Жени схватила трубку уже на первом звонке. Макса она давно простила.

Но голос был не его.

— Доктор Сареева?

— Да.

— Говорит капитан Морган, полицейский участок Кармеля. Произошла авария. Мне очень жаль, но доктор Боннер…

— Нет! — закричала она.

40

Отсутствие Макса в клинике и в ее жизни, словно постоянная боль, создало пустоту. Но боль временами становилась острой и Жени сгибалась от непереносимой потери. Только одиночество и бессмыслица вокруг. Не хотелось расчесывать волосы и умываться, не было сил бегать по утрам. Но потом она представляла, как Макс говорит: «Черт побери, детка, тебя ждет работа», и заставляла себя улыбаться в присутствии пациентов, сосредоточить все свое внимание на их проблемах.

Она так и не узнала, была ли катастрофа случайностью. Может быть, Макс так устал, что был невнимателен за рулем. А может с дороги его согнал страх, страх, что он недостаточно хорош для Жени, слишком стар или страх самого счастья, в которое никак не мог поверить.

Она чувствовала себя одинокой и покинутой. Но когда Чарли предложила приехать и побыть с ней несколько дней — одной или с Т.Дж., Жени попросила ее остаться дома. Лучше было окунуться с головой в работу в надежде, что, как и в прошлом, работа поглотит ее всю.

В клинике, как прежде Макс, Жени работала по четырнадцать часов: вместе со своими делала и его операции. Таким образом она оплакивала его, собственной жизнью воздвигая ему памятник.

* * *

И через десятилетие после войны в Юго-Восточной Азии ветераны продолжали поступать в клинику, хотя поток искалеченных и начал сокращаться. Пустующие койки Жени стала отдавать детям с врожденным уродством. Как и пострадавших на войне, их принимали бесплатно. Жени передала другим почти всю административную работу, а свое время посвящала хирургии и исследованиям. Она снова начала писать статьи для профессиональных журналов и продолжала испытывать новые методы. Ее слава новатора распространилась далеко за пределами медицинских кругов, а непосредственной специальностью стала верхняя и средняя часть черепа, особенно синдром Тречера Коллинза.

Она отказывалась давать интервью и избегала вокруг себя шумихи. И вовсе не «скромность», как предположил когда-то «Вог» заставляла ее с подозрительностью относиться к репортерам. Напротив, она чувствовала себя уверенной, как никогда, и часто переходила границы традиционных методов. Но беседы с газетчиками казались ей ненужной тратой времени. Ни к чему было заботиться о своей репутации или привлекать внимание к клинике. Каждый натиск со стороны репортеров оборачивался новым потоком пациентов, которым приходилось отказывать. Даже с дюжиной новых комнат и девятью постоянными хирургами они не могли обеспечить и тех, кого приводила сюда молва. А журнальные статьи к тому же могли возбудить у читателей неразумные и нереальные надежды.