Книга Исследование истории. Том I - Арнольд Тойнби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Французская армия, победившая мамлюков, была уже чем-то отличным от раннего варианта западного подражания янычарам. Именно новейшему продукту французского levée en masse[672] удалось вытеснить, успешно ослабив, небольшую, хотя и превосходно обученную по новому образцу западную армию, доведенную до совершенства Фридрихом Великим. Однако победа наполеоновской армии над старой прусской армией при Йене побудила плеяду прусских военных и государственных деятелей превзойти французов в последующем рывке, объединив новое количество со старой дисциплиной. Результат наметился в 1813 г. и показал себя в 1870 г. Однако в следующем раунде прусская военная машина вызвала поражение Германии и ее союзников, вызвав неожиданный ответ в форме осады беспрецедентного масштаба. В 1918 г. методы 1870 г. уступили место новым методам позиционной войны и экономической блокады. К 1945 г. было доказано, что техника, выигравшая войну 1914-1918 гг., не была последним звеном в этой непрекращающейся цепи. Каждое звено представляло собой цикл, состоящий из изобретения, победы, летаргии и поражения. Судя по прецедентам из трехтысячелетней военной истории от столкновения Голиафа с Давидом до прорыва «линии Мажино»[673] и «Западного вала»[674] в результате удара механических катафрактов и точной стрельбы стрелков на крылатых конях, мы можем ожидать, что свежие иллюстрации нашей темы будут поставляться с однообразным постоянством до тех пор, пока человечество будет столь же упрямо продолжать культивировать искусство войны.
Kόρος, ϋβρις, άτη[675]
Завершив наш обзор стремления «почить на лаврах», которое представляет собой пассивный способ стать жертвой кары Немезиды за творчество, мы можем теперь продолжить исследование активного отклонения, описываемого в трех греческих словах κόρος, ϋβρις, άτη. Эти слова имеют коннотацию как свойственную подлежащему, так и относящуюся к дополнению. В первом случае κόρος означает «пресыщение», ϋβρις — «необузданность», а άτη — «умопомрачение». Во втором случае κόρος означает психологическое состояние избалованности успехом, ϋβρις означает последующую утрату психического и нравственного равновесия, а άτη означает слепой, упрямый, неуправляемый импульс, заставляющий неуравновешенную душу пытаться предпринимать невозможное. Эта деятельная психологическая катастрофа в трех актах являлась наиболее общераспространенной темой (если судить по горстке сохранившихся шедевров) в афинской трагической драме V в. до н. э. У Эсхила это история Агамемнона в пьесе того же названия и история Ксеркса в «Персах». У Софокла это история Аякса в одноименной пьесе, Эдипа в «Царе Эдипе» и Креонта в «Антигоне». У Еврипида это история Пенфея в «Вакханках». Говоря языком Платона,
«Если, забыв меру, слишком малому придают что-либо слишком большое: судам — паруса, телам — пищу, а душам — власть, то все идет вверх дном; исполнившись дерзости, одни впадают в болезни, другие — в несправедливость, это порождение высокомерия».
Чтобы провести различие между пассивным и активным способами вызвать разрушение, начнем наше исследование κόρος — ϋβρις — άτη с военной сферы, в которой мы как раз и довели до конца наш обзор стремления «почить на лаврах».
Оба вида, оказывается, представлены в поведении Голиафа. С одной стороны, мы видели, как он навлекает на себя гибель, культивируя некогда непобедимую технику отдельного борца-гоплита, не предвидя и не опережая новую, превосходящую технику, которую приводит в действие против него Давид. В то же самое время мы можем наблюдать, что его гибель от рук Давида можно было бы предотвратить лишь одним способом: если бы его инертность в области техники сопровождалась соответствующей пассивностью характера. Однако, к несчастью для Голиафа, технологический консерватизм этого miles gloriousus (хвастливого воина) не был сбалансирован хоть какой-то умеренностью в поведении. Вместо этого он изо всех сил старался лезть на рожон, бросая вызов. Он символизирует собой милитаризм, одновременно и агрессивный, и недостаточно подготовленный. Подобного рода милитарист настолько уверен в своей собственной способности присматривать за социальной — или антисоциальной — системой, где все споры разрешаются при помощи меча, что он бросает свой меч на весы. Его вес должным образом нарушает баланс в его пользу, и он указывает на свою победу как на окончательное доказательство всемогущества меча. Однако в следующей главе истории оказывается, что он недостаточно доказал свой тезис ad hominem[676] в частном случае, который исключительно важен для него. Следующим событием является его собственное поражение от рук милитариста более сильного, чем он сам. Этот второй доказывает тезис, который не пришел первому на ум: «Все, взявшие меч, мечом погибнут».
С этого вступления мы можем перейти от легендарного поединка из сирийского сказания к рассмотрению нескольких исторических примеров.
* * *
Ассирия
Катастрофа, в которой ассирийская военная мощь нашла свой конец в 614-610 гг. до н. э., была наиболее полной из когда-либо известных истории. Она повлекла за собой не только уничтожение ассирийской военной машины, но также и угасание ассирийского государства и истребление ассирийского народа. Общество, существовавшее более двух тысячелетий и игравшее доминирующую роль в Юго-Западной Азии на протяжении примерно двух с половиной столетий, было почти полностью уничтожено. Двести десять лет спустя, когда десять тысяч наемников Кира Младшего отступали долиной Тигра с поля битвы при Кунаксе к побережью Черного моря, они прошли подряд те места, где располагались Калах и Ниневия, и были потрясены[677]. Их изумила не столько массивность фортификационных сооружений и протяженность охватываемой ими области, сколько зрелище оставленности столь огромных созданий рук человеческих. Загадочность этих пустых раковин, свидетельствующих своей безжизненной выносливостью о мощи исчезнувшей жизни, ярко передана в литературном произведении одного из членов греческих экспедиционных войск, подробно изложившего свой опыт.[678] Однако современного читателя (знакомого с судьбой Ассирии благодаря открытиям современных археологов) в ксенофонтовском рассказе еще больше поражает то, что Ксенофонт был не в состоянии узнать даже самые простые факты, касающиеся подлинной истории этих покинутых городов-крепостей. Хотя вся Юго-Западная Азия от Иерусалима до Арарата и от Элама до Лидии была подчинена и устрашена хозяевами этих городов не более чем за двести лет до того, как этим путем проследовал Ксенофонт, лучший отчет, какой он способен был нам дать о них, не имеет никакого отношения к их действительной истории, и даже само название Ассирии неизвестно ему.
