Книга Адам Бид - Джордж Элиот

– Э! да вон идет Адам с Диной! – сказал мистер Пойзер, отворив дальние ворота, которые вели в отгороженное место при его доме. – Я не мог себе представить, каким образом случилось, что он не был в церкви. Ну, – добавил добрый Мартин после непродолжительного молчания, – как ты думаешь, что пришло мне в голову в эту минуту?

– Да то, чему вовсе не удивительно прийти, потому что оно прямо у нас под носом. Ты хочешь сказать, что Адам ухаживает за Диной.

– Справедливо. А разве ты заметила это прежде?

– Еще бы! – сказала мистрис Пойзер, которая, если было возможно, всегда старалась не быть застигнутой врасплох. – Я не принадлежу к числу тех, которые могут видеть кошку в сырне и не знать, зачем она пришла.

– Ты никогда не говорила мне ни слова об этом.

– Ну, ведь я не трещотка, что вот принуждена бренчать, когда ветер дует на нее. Я могу молчать, когда незачем говорить.

– Но Дина не захочет его, как ты думаешь?

– Нет, – сказала мистрис Пойзер, недостаточно настороже против возможной нечаянности, – она никогда не выйдет замуж за человека, который не методист или не калека.

– А хорошо было бы, если б они полюбили друг друга, – сказал Мартин, повернув голову набок, как бы с удовольствием раздумывая о своей новой идее. – Ведь и тебе было бы приятно это, не правда ли?

– Разумеется. Тогда я, по крайней мере, не думала бы, что она уедет от меня в Снофильд, за добрые тридцать миль отсюда… и что у меня не останется никого, кто бы ходил за мной, кроме соседей, которые мне неродные, да женщин… и то таких, которым мне было бы стыдно показать свое лицо, если б моя сырня походила на их. Неудивительно, что есть на рынке полосатое масло. И я была бы очень рада, если б увидала, что бедняжка устроилась наконец по-христиански и имела бы над своею головою собственный дом. Мы отлично снабдили бы ее полотном и перьями, потому что я люблю ее не меньше собственных детей. Да если она находится в доме, то чувствуешь себя как-то спокойнее, потому что она чиста, как только что выпавший снег; всякий, имеющий ее под рукой, может грешить за двоих.

– Дина, – закричал Томми, пустившись бежать ей навстречу, – мама говорит, что ты выйдешь замуж только за методиста-калеку. Какая же ты, должно быть, глупенькая!

Следуя такому толкованию, он схватил Дину обеими руками и стал танцевать около нее с неуместною любезностью.

– Ну, Адам, а вас недоставало при пении сегодня, – сказал мистер Пойзер. – Как это случилось?

– Мне хотелось видеть Дину: она уезжает так скоро, – сказал Адам.

– Ах, друг! Не можете ли вы уговорить ее каким-нибудь образом, чтоб она осталась? Отыщите ей хорошего мужа в приходе. Если вы сделаете это, мы простим вам за то, что вы не были в церкви. Во всяком случае, она не уедет прежде жатвенного ужина в среду, и вы тогда должны прийти. Бартль Масси придет, может быть, и Крег. Приходите же непременно к семи. Наша хозяйка требует, чтоб не приходили ни минутой позже.

– Да, – сказал Адам, – я приду, если могу. Но часто я не могу сказать, что сделаю вперед, иногда дело задерживает меня долее, чем я предполагаю. Вы останетесь до конца недели, Дина?

– Да, да! – сказал мистер Пойзер. – Мы не хотим и слышать «нет».

– У нее нет указания спешить, – заметила мистрис Пойзер. – Недостаток в припасах будет продолжаться: нет нужды торопиться стряпать. А ведь скудостью-то больше всего и изобилуют ее места.

Дина улыбнулась, но не дала обещания остаться, и они разговаривали о других предметах на остальном пути домой. Они шли медленно под лучами солнца, любуясь большим стадом пасшихся гусей, новыми копнами и удивительным изобилием плодов на старой груше. Нанси и Молли рядом торопливо прошли домой вперед; каждая держала тщательно завернутый в носовой платок молитвенник, в котором могла прочесть почти одни лишь прописные буквы да амини.

Конечно, всякий другой досуг есть не что иное, как спешка, в сравнении с прогулкой в ясный день по полям на возвратном пути с послеобеденной службы, какие прогулки бывали в прежние досужные времена, когда лодка, сонно скользившая по каналу, была новейшим локомотивным чудом, когда воскресные книги по большей части имели старые темные кожаные переплеты и открывались с замечательною точностью всегда на одном и том же месте. Досуг исчез… исчез, куда исчезли самопрялки, вьючные лошади, тяжелые обозы и разносчики, приносившие товары к дверям в ясное послеобеденное время. Гениальные философы, может быть, рассказывают вам, что великое дело паровой машины состоит в том, чтоб создать досуг для человеческого рода. Не верьте им: она создает только пустоту, в которую стремятся суетливые мысли. Даже леность суетится теперь… суетится на увеселения, склонна к увеселительным поездкам, к музеям искусств, периодической литературе и интересным романам, склонна даже к научному составлению теорий и беглым взглядам через микроскоп. Старый досуг был совершенно другой личностью: он читал только единственную газету, не имевшую главной статьи, и был свободен от периодичности впечатлений, называемой нами почтовым временем. Он был созерцательный, довольно дюжий джентльмен, отличавшийся превосходным пищеварением, спокойными понятиями, не обуреваемыми гипотезой, счастливый в своей неспособности знать причины вещей, предпочитая самые вещи. Он жил преимущественно в деревне, в веселых местоположениях и домах с принадлежностями, и любил залезать на плодовые деревья, росшие по стене на солнечной стороне, вдыхать благоухание абрикосов, когда их грело утреннее солнце, или скрываться в полдень под ветвями фруктового сада летом, когда падали груши. Он ничего не знал о будничном богослужении и не тяготился воскресною проповедью, если она позволяла ему заснуть все время от текста до благословения; лучше любил послеобеденную службу, когда молитвы были кратче, и не стыдился говорить это; у него была спокойная, веселая совесть, такая же дюжая, как и он сам, и способная перенести порядочное количество пива или портвейна, так как не была расстроена сомнениями, неизвестностью и возвышенными стремлениями. Жизнь была дли него не трудом, а синекурой, он перебирал гинеи в кармане, обедал и спал сном праведника – разве он не следовал своей хартии, отправляясь в церковь по воскресеньям после обеда?

Главный старый досуг! Не будьте строги к нему, не судите его нашею современной меркой: он никогда не являлся в Экзетер-Голе, где собирались методисты, не слушал популярного проповедника, не читал «Современных трактатов» ни «Сартор Резартус».

LIII. Жатвенный ужин

Возвращаясь домой в среду вечером в шесть часов по солнцу, Адам увидел в некотором отдалении последний воз с ячменем, подъезжавший по извилистой дороге к воротам господской мызы, и слышал песню: «Жатва дома!», то возвышавшуюся, то опускавшуюся, подобно волне. Когда он приближался к Ивовому ручейку, умиравшие звуки все еще достигали его, становясь все слабее и слабее и вместе с тем музыкальнее при увеличившемся расстоянии. Низкое опускавшееся на западе солнце прямо освещало склоны старых Бинтонских гор, превращая бессознательных овечек в яркие пятна света, освещало также окна хижины и заставляло их пылать сиянием, превышавшим сияние янтаря или аметиста. И все это заставляло Адама чувствовать, что он находится в большом храме и что отдаленное пение было священная песнь.