Книга Черный Триллиум - Андрэ Нортон

Харамис не смогла сдержать озноб, у нее застучали зубы. Она поняла, что все это действо — бой у порога королевской кухни, разрушение главных ворот, поход короля Волтрика за головой Кадии, захват Анигель, гибель рыцарей и смерть короля, ее собственное путешествие от балкона до верхней площадки наспех сооруженной стены — заняло не более четверти часа. Что-то творилось со временем, оно как бы замедлило ход. Но могло и убыстрить его по ее, Великой Волшебницы Харамис, повелению. Время теперь ластилось к ней; нить, связующая прошлое с будущим, стала подобна поводку, намотанному на руку Белой Дамы, потянув за который она могла восстановить равновесие в мире.

Харамис покачнулась, натянула нить времени и вернулась в реальность.

Между тем шепот, точнее, ропот изумления угасал в древней крепости. Лорд Осоркон швырнул меч к ногам принцессы Харамис, встал на колени и вытянул склоненную голову. Лаборнокцы, окончательно смешавшие ряды, начали бросать оружие. Те же, кто перешел на сторону принца Антара, как снопы, повалились на колени, следом за ними опустились на плиты и вайвило, и маленькие уйзгу.

Не хватало еще торжественный гимн затянуть, рассердилась Харамис, однако уйзгу и вайвило ждали команд своих святых покровительниц — Кадии и Анигель.

Холодный ужас объял принцессу Харамис — она повернулась лицом к главной наблюдательной башне, где на выступающем из стены козырьке оцепенело следил за происходящим Орогастус. Неожиданно, словно осознав случившееся, он скинул маску, налетевший ветер растрепал его длинные, аккуратно подстриженные седые волосы. Удивительно, поразилась Харамис, ведь это она, собственными руками, подстригла его — тогда ее поразили молодость и здоровая молочная свежесть его кожи.

— Нет! — возопил Орогастус, но спустя мгновение сумел взять себя в руки. Он выдержал взгляд Харамис, не отвел глаза в сторону. Так они и застыли, а вокруг, во дворе крепости, стоял невообразимый шум. Сохранившие верность королю — какому? — лаборнокцы после вскрика мага тоже попадали на колени. Страшно было в том напряжении, которое возникло между Харамис и Орогастусом, оставаться на ногах, с высоко поднятой головой.

Нить времени натянулась до предела…

Налетевший шквалистый ветер раздул пожары. Небо совсем очистилось от туч, и теперь ничто не мешало Трем Лунам вершить свой путь по небесной стране к перекрестку, где им была уготована долгожданная встреча. Сколько тысячелетий они ждали ее! Вот она, точка слияния — как раз посередине между зенитом и направлением на север. Туда и стремились Три Луны — неодолимо, торжественно. Туда же обратили свои взоры все полки, все лаборнокцы, рувендиане, оддлинги… Туда же смотрели три сестры и застывший у парапета маг.

Минута, отмеренная Харамис, кончилась, и она указала Скипетру на колдуна.

— Рассуди нас, — обратилась она к священному — три в одном — талисману. — Вот мы стоим, Три Лепестка Священного Триллиума, и он, попытавшийся сдвинуть ось мироздания. Реши — исполнили ли мы то, что было предначертано нам? Верно ли мы поступали? Греховны ли наши помыслы? Так ли мы действовали, чтобы восстановить равновесие во вселенной? Рассуди нас и его!

Орогастус, вцепившийся в каменный парапет, неожиданно подался вперед; его глаза и зубы, обнажившиеся в широкой бессмысленной ухмылке безумца, засияли, как звезды. Люди внизу завопили от ужаса.

Принц Антар, сумевший, наконец, добраться до баррикады, в два прыжка взобрался на помост и, взяв принцессу Анигель за руку, загородил ее собой.

Маленькая Имму стояла рядом с Кадией, поддерживала ее за талию.

— Харамис! — громко подал голос Орогастус. Голос его был сух, безжизнен и отливал сталью, как и рев его разрушенных, несущих смерть орудий. — Я способен поразить тебя! У меня хватит сил, чтобы вызвать Темные силы и с их помощью сдвинуть земную ось!

Это было поразительно — Харамис даже закрыла глаза. Так бесстрастно могли вещать только искусственное сердце, созданный по особому проекту рукотворный мозг. Но сейчас нельзя отпускать время.

Наоборот, нужно взнуздать его! Скипетр молчит. Он отказывается восстановить баланс? Может, ему силенок не хватает? И в то же мгновение ей привиделась схема — простая конфигурация, способная перевернуть мир и сломить Орогастуса.

— Кадия, Анигель, — решительно потребовала она. — Помогайте! Встаньте рядом со Скипетром и возьмитесь каждая за свой талисман. Сконцентрируйте внимание…

Сестры, не говоря ни слова, приблизились и поступили так, как она повелела.

В следующее мгновение Скипетр словно ожил — все его части заполыхали радостным светло-малиновым огнем. Свечение тянулось конусом, который сужался в сторону Орогастуса и, коснувшись его и объяв его светом, замер. Так они и стояли — сестры на одном конце, маг — на другом. Свечение усиливалось, набирало яркость — человеческий глаз уже не мог выдержать его. Люди внизу закрыли лица руками, принц Антар, вскрикнув, опустил забрало. Удивительно, но Харамис еще успела отметить эту деталь и поразиться, что ни ей, ни сестрам, ни Орогастусу это подобие солнца вреда не приносит. Вот и со Скипетром начали твориться чудеса. Время остановилось, Скипетр растекся по всей длине между помостом на баррикаде и козырьком, потерял материальные очертания, обратился в некое изначально существующее в мире излучение. Более того, и они вчетвером влились в него и стали чем-то подобным сгусткам первозданной, ужасной и животворящей материи.

Это потрясало — Харамис все видела, все чувствовала и при этом оставалась сгустком света. В подвижном времени она разом проживала тысячу и одну жизнь.

Потом накатило раскаяние — Харамис заметила, что подобные чувства испытывали и ее сестры. Потрясающий душу стыд и желание искупить вину за боль, сознательно или по небрежности причиненную людям. Прежде всего Харамис хотелось повиниться перед Кадией и Анигель за то, что частенько посматривала на них сверху вниз и в гордыне полагала, будто имеет право вмешиваться в их жизнь. Особенно жгуче укор донимал ее теперь, когда она воочию увидела, на что способны ее сестры. Вздорность и своеволие Кадии, плаксивость и глуповатая наивность Анигель слетели с них, как шелуха. Пришел день, и в них проснулись истинное величие, божественная храбрость и достойная небожителей рассудительность.

Сестры покаянно переглянулись — каждая из них словно испросила прощения и тут же безмолвно получила его. Теперь, омывшись исповедью, они могли смело идти дальше, в иную жизнь, которая непременно будет. Не может не быть! Харамис легонько тронула поводья, и время неспешно набрало ход. Это будет жизнь, где души щедры, помыслы светлы, желания понятны. Так будет, и они сольются — им дано слиться, вот как сейчас, в единую и неделимую целостность. Потом к ним начнут присоединяться другие люди — один за одним, по цепочке, взявшись за руки. Каждому будет чем поделиться, и с ним охотно поделятся: сильный — силой, слабый — слабостью. Только злобе, ненависти, гордыне там не найдется места, потому что злоба — это нехватка доброты, ненависть — недостаток проницательного сострадания, а гордыня — личина неблагодарности, самого жуткого и греховного из пороков…