Книга Империя. Роман об имперском Риме - Стивен Сейлор

Адриан скрестил руки и кивнул:

– Видишь, Пинарий? Они не особенно сопоставимы, верно? Каким красавцем ни считают Меланкома, он бледнеет подле Антиноя. – Он обошел вокруг статуи и юноши, переводя взгляд с одной фигуры на другую. – Конечно, холодный мрамор не сравнится с живой теплой плотью, как и слова книг отличны от подлинного опыта. Но даже если бы Меланком был жив, дышал и стоял рядом с Антиноем, возможно ли говорить о каком-то соперничестве в красоте?

Марк был слишком ошеломлен, чтобы мыслить ясно.

– Я не знаю, что сказать.

– Тогда молчи. Ты, в конце концов, не поэт, а художник. И этого я хочу от тебя: искусства. Изваяй Антиноя. Разумеется, как я и сказал, мне понятно, что мрамор и бронза никогда не передадут нежности и упругости плоти, но постарайся как следует. Что скажешь, Пинарий? Изготовишь мне статую Антиноя?

– Конечно, Цезарь. – Марк, как сквозь туман, заметил жену, неотрывно глядящую на него из укрытия. Хоть убей, он не мог вспомнить, чего она хотела.

* * *

Для выполнения императорского задания Марк устроил у подножия Авентинского холма, невдалеке от реки, мастерскую. Место было первосортное: просторное и с отличным освещением. В скором времени на полках выстроились десятки глиняных набросков юноши и всех частей его тела. Здесь царила тишина, и лишь иногда доносились голоса портовых рабочих.

Марк никогда не испытывал такого наслаждения, как в ходе работы над статуей. Он забросил все прочие дела, даже строительство храма Венеры и Ромы.

Антиной был идеальным натурщиком. Он никогда не опаздывал, вел себя безупречно и не по годам собранно. Он мог часами выдерживать ту или иную позу, довольный тем, что просто существует и пребывает в столь совершенном теле. Если его и посещали какие-то мысли, то они оставались тайной, скрытой за прекрасным лицом.

Из коротких бесед, которые у них порой возникали, Марк узнал, что Адриан встретил юношу во время путешествия по Вифинии. Марк заметил, что Дион Прусийский родом оттуда же, но Антиной о нем не слыхал. Его не привлекала философия.

Не больший интерес проявлял он к религии и науке, но стоило заговорить об астрологии, как юноша сообщил Марку, что сам император является искушенным астрологом.

– Цезарь часто составляет себе гороскоп, – сказал Антиной. – И никого к нему подпускает, чтобы не выведали лишнего. Вот почему он не содержит при дворе астрологов и изу чает небеса самостоятельно. У меня в голове не укладывается, как он помнит значение всех этих звездных конфигураций, но ум у него, бесспорно, научного склада. Он составляет гороскопы и для окружающих.

– И для тебя?

Антиной нахмурился:

– Нет, ни разу. Похоже, он суеверен. Говорит, что некоторые вещи должны оставаться тайной.

Что мальчик и правда любил, так это охоту. Стоило теме всплыть – Марк рассказывал о многочисленных прославленных статуях охотника Актеона, – Антиной необыкновенно оживился.

– Однажды меня чуть не прикончил лев, – признался он.

– Неужели?

– Мы с Цезарем охотились верхом и загнали льва на скалу. Цезарь хотел, чтобы я сам убил зверя, и я метнул копье, но только ранил льва. Хищник рассвирепел. Он взревел, присел и ударил хвостом, а потом прыгнул на меня. У меня сердце остановилось. Я решил, что уже мертв. Но пока лев еще летел в прыжке, копье Цезаря пронзило ему сердце. Он замертво рухнул на землю. Если бы Цезарь не убил льва, тот наверняка разорвал бы меня в клочья. Цезарь спас мне жизнь. Мне с ним вовек не расплатиться.

– Замечательная история, – отозвался Марк, подметив в глазах юноши блеск, который ему захотелось запечатлеть. Схватив пергамент и уголек, он начал с бешеной скоростью рисовать.

– Думаю, иные сложили бы целую поэму, – равнодушно сказал Антиной со своим милым вифинийским акцентом, как будто нет ничего обыденнее деяний, которым посвящают стихи. Марку подумалось, что Антиной очень многое принимает как данность. Каково, интересно, идти по жизни, восхищая каждого встречного?

Когда схлынул первоначальный восторг, Марк осознал, что Антиной – не бог из его снов. Прежде всего, невзирая на ошеломляющее впечатление при знакомстве, он начал замечать, что юноша не вполне идентичен божеству – по крайней мере, не всегда. Его черты, как и лицо каждого человека, содержали нечто неуловимое и летучее, меняющееся в зависимости от настроения, угла зрения, освещения. Порой Антиной совсем не походил на бога из сна, и Марк не представлял, как мог их сравнивать; затем, в следующий миг, Антиной поворачивал лицо нужным образом, и божество вновь оживало. Марк стремился уловить именно эту ускользающую особенность внешности модели, и задача поглотила его целиком. Но если Антиной и не был богом, то уж наверное служил сосудом божественности и обладал толикой небесной силы. И Марк изо всех сил старался запечатлеть волшебство в мраморе.

Адриан, вопреки обыкновению, отказался от всякого участия в работе, даже не взглянув на наброски и глиняные макеты. Он заявил, что намерен ждать окончания работы над статуей, тогда и посмотрит. Марка тронуло императорское доверие, а уединение позволило полностью отдаться процессу.

Однажды Антиной только-только ушел, как в дверь постучали. Студию от входа отделяла небольшая прихожая, и там-то Марк обнаружил нежданного гостя: Гая Светония.

– Марк Пинарий! Не виделись сто лет, – сказал Светоний. – Я иногда прохожу мимо участка, где строится новый храм, но тебя там больше не встретишь.

– Мои тамошние обязанности на время отложены. Я каждый день прихожу сюда, в мастерскую.

– Скрываешься, да? Я еле-еле нашел твою берлогу, плутая среди зернохранилищ и складов. Выполняешь какой-то императорский заказ?

– Возможно.

– Ох, да ладно, Пинарий, всем известно, чем ты занят. Ты делаешь статую того мальчика из Вифинии.

– Откуда ты знаешь? – насупился Марк.

– Фавоний доложил. Я больше не вхож в императорский круг, но Фавоний осведомляет меня. Он утверждает, будто вокруг только и разговоров что о твоей статуе да об Адриане с его новым любимцем.

– И что же говорят?

– Кое-кто возмущен непристойным поведением Адриана, который возвысил безродного юного чужеземца. Фракция Сабины откровенно расстроена: Цезарь уделяет как никогда мало внимания императрице. Но другие рады, что государь доволен. Счастливый Цезарь – великодушный Цезарь. Так можно мне взглянуть на статую, вокруг которой столько шума?

Марк покачал головой:

– Боюсь, что пока никому нельзя.

– Нельзя? Ну хоть покажи предварительные наброски. Я ни разу не видел пресловутого отрока. Любопытно узнать, вокруг чего столько шуму.

– Не получится. Скульптуры пока не видел даже Цезарь, а раньше Цезаря смотреть запрещено всем.

Светоний состроил кислую мину:

– Ну и ладно! Сдается мне, все вифинийцы на одно лицо. Они доступны любому римлянину со средствами, или мне так казалось, когда я состоял там на императорской службе. В термы не сунешься без того, чтобы эти мальчишки буквально не набросились на тебя.