Книга Веяние тихого ветра - Франсин Риверс

Марк ослабил пальцы, и Хадасса быстро высвободила свою руку, но когда к постели подошла мать, Марк поднял голову и посмотрел в глаза Хадассе. Ее сердце заколотилось, она прижала руку к груди и отошла от постели.

— Он покинул нас, — сказала Феба. Она осторожно закрыла своему мужу глаза. Наклонившись, она поцеловала его в губы. — Теперь твоим страданиям пришел конец, моя любовь, — прошептала она, и на его умиротворенное лицо закапали ее слезы. Она легла рядом с ним и обняла его. Положив голову ему на грудь, она предалась своему горю.

* * *

— Конечно, тебе столько пришлось пережить, — сказал Прим, наливая Юлии еще вина. — И с их стороны просто жестоко было требовать от тебя, чтобы ты сидела и смотрела, как твой отец умирает.

— Я ушла в альков и ждала там.

Калаба взяла Юлию за руку и нежно поцеловала ее.

— Ты все равно ничего не могла бы сделать, Юлия. Испытав какое–то неприятное чувство от поцелуя Калабы, Юлия отдернула руку и встала.

— Наверное, мое присутствие хоть как–то утешило бы его.

— Но разве твое присутствие изменило бы что–нибудь? — тихо сказала Калаба. — Твой отец, наверное, вообще уже ничего не воспринимал в последние минуты жизни.

— Не знаю. Меня там не было, — сказала Юлия, стараясь подавить слезы, потому что Калаба расценит их как слабость.

Калаба вздохнула.

— И вот теперь они заставили тебя испытывать угрызения совести. Разве это справедливо? Когда ты поумнеешь, Юлия? Чувство вины — это чувство поражения. И чтобы его преодолеть, тебе нужно воспитывать в себе силу воли. Сосредоточься на том, что тебя радует.

— А меня ничего не радует, — в отчаянии произнесла Юлия.

Калаба разочарованно поджала губы.

— Ты становишься эмоционально уязвимой из–за своей беременности. Жаль, что ты не сделала аборт.

Юлия сжала пальцы в кулаки.

— Я не буду делать никакого аборта. Я тебе уже об этом говорила, Калаба. Зачем ты настаиваешь? — Она враждебно посмотрела на Калабу и, как бы защищая, прикрыла свой живот руками. — Это ребенок Атрета.

Калаба широко раскрыла глаза, в которых читались удивление и насмешка одновременно:

— Но неужели ты все еще надеешься на то, что он вернется?

— Он любит меня. И когда он одумается, он вернется, вот увидишь.

— Юлия, на то, чтобы одуматься, у него было несколько месяцев, а ты ведь до сих пор не получила от него никаких вестей.

Юлия отвернулась.

— Я послала за ним Хадассу. Она убедит Атрета в том, что это его ребенок.

— И ты думаешь, это что–нибудь изменит?

— Не понимаю, как ты можешь доверять этой лживой маленькой иудейке, — вмешался в разговор Прим, с самого начала возненавидевший Хадассу.

— Хадасса не лжет, — оборвала его Юлия. — Она знает, что, после того как я встретила Атрета, у меня не было больше мужчин. И она сможет объяснить ему это. Он вернется и еще прощения у меня будет просить.

— Она наверняка попытается отбить его у тебя, как уже пытается отбить у меня Прометея.

— Да не нужен Хадассе этот твой педераст! — с омерзением сказала Приму Юлия.

— Ты так уверена? А я вот видел, как она сидела в алькове с Прометеем и держала его за руку! Вот и говори мне после этого, что она невинна!

Калаба слегка улыбнулась, ее темные глаза горели злорадством.

— Наверное, ты надоел этому мальчику, Прим, — сказала она, еще больше разжигая в нем ревность. — Ты ведь подобрал его, когда он был совсем еще юным, то есть еще до того, как он успел вкусить все те прелести, которые может предложить ему этот мир.

Прим побледнел.

— Да это просто смешно, — насмешливо сказала Юлия. — Хадасса невинна и останется таковой до самой смерти.

— Если только твой братец не будет иного мнения, — сказал Прим.

Юлия так и вспыхнула.

— Как ты смеешь!..

Ничуть не испугавшись гнева Юлии, Прим откинулся назад, полностью удовлетворенный тем, как его слова подействовали на нее.

— Юлия, дорогая, да открой ты глаза. Ты думаешь, Марк приезжает сюда, чтобы повидаться с тобой? Он приезжает, чтобы видеться с твоей рабыней.

— Это неправда!

— Да?! А ты помнишь тот первый день, когда он пришел, чтобы сказать тебе, что Атрет присылал за тобой? Хотя вряд ли, ты тогда многовато вина выпила. Но если ты не знаешь, то я видел, как Марк уходил. И твоя иудейка стояла вон там и ждала его под той аркой. Он взял ее за руку и — скажу откровенно — так смотрел ей в глаза…

— Ты, кажется, говорила, что твой отец хотел видеть ее перед смертью? — сказала Калаба, как бы что–то соображая. Юлия посмотрела на нее и раскрыла рот.

Калаба перевела взгляд на Прима и покачала головой.

— И этот ребенок по–прежнему доверяет ей, — сказала Калаба. Потом она снова посмотрела на Юлию, и ее взгляд был полон снисходительного сожаления.

— Ты послала к своему любовнику змею, — злобно сказал Прим. — Ты знаешь, что она сделает? Она сделает с ним то же самое, что с моим Прометеем. Вонзит свое жало в Атрета и отравит его ядовитой ложью.

Юлия задрожала.

Я не хочу тебя слушать. Ты говоришь, как какая–то ехидная баба, — сказала она и отвернулась.

— Калаба, ну, может, ты ей скажешь, — разочарованно произнес Прим. — Тебя–то она послушает.

— Нет, не буду я ей ничего говорить, — спокойно сказала Калаба. — Она и сама все прекрасно знает. Просто ей еще не хватает смелости, чтобы перейти от мыслей к действиям.

* * *

Хадасса стояла среди сгоревших развалин виллы, которую Атрет купил для Юлии.

— Его здесь нет, — сказал ей какой–то человек, оказавшийся неподалеку. — Он где–то там, на холмах, совсем обезумел.

— Как мне его найти?

— Если не хочешь нажить себе неприятностей, лучше не подходи к нему, — сказал человек и ушел, оставив ее посреди пожарища.

Выйдя за пределы виллы, Хадасса обратилась к Богу с молитвой и попросила Его помочь ей отыскать Атрета. Несколько часов она бродила по холмам, пока не увидела Атрета сидящим на вершине какого–то холма и смотрящим на нее. Волосы у него снова отросли, на нем были набедренная повязка и медвежья шкура. В руке он держал грозного вида копье. Когда она шла к нему, он молча следил за ней своими холодными голубыми глазами.

— Уходи, — сказал он ей голосом, от которого любого могло бросить в дрожь.

Хадасса села рядом с ним и ничего не ответила. Атрет долго смотрел на нее тяжелым взглядом, потом отвернулся и стал смотреть через раскинувшуюся внизу долину на видневшийся вдали большой город. Несколько часов он сидел так, ничего не говоря, холодный и непреклонный, как камень. Хадасса сидела рядом и тоже молчала.