Книга Унижение России. Брест, Версаль, Мюнхен - Анатолий Уткин

Обстановка была нервная. Обычно безукоризненно хладнокровный Манту так и не смог перевести слова Клемансо на хороший английский язык. Переводчик на немецкий язык сделал свое дело еще хуже. Во время перевода Поль Дютаста передал германской стороне договор — документ в 80 тыс. слов. Граф Брокдорф-Ранцау поднялся и взял этот документ с поклоном, прошелся по нему пальцами и отложил в сторону.

ВОПРОС О ВИНЕ

Именно в этот момент граф Брокдорф-Ранцау постарался испортить союзникам праздник. Он не удосужился встать и, в отличие от Клемансо, сидя ответил победоносным союзникам, ответил довольно долгой речью. Слова Брокдорфа-Ранцау, произнесенные резким голосом, соответствовали его манерам: «От нас требуют, чтобы мы признали себя единственными виновниками войны. Такое признание в моих устах было бы ложью». Он признал «глубину нашего поражения и степень нашего бессилия. И интенсивность злобы, которая встречает нас». Он признал, что, возможно, германское правительство и внесло свою лепту в войну, но, по большому счету «виноват империализм всех европейских стран». Возможно, что германские вооруженные силы «внесли свой вклад в грехопадение войны», но то же сделали и союзные армии. Ранцау признал несправедливость, совершенную в отношении Бельгии, и предложил германские репарации для восстановления Бельгии и Северной Франции. Да, «возможно, военные преступления трудно простить, но они были совершены в борьбе за победу», в то время как союзники продолжали чинить преступления уже после подписания перемирия в форме морской блокады — в результате «сотни тысяч мирных людей погибли после 11 ноября, убиты хладнокровно и сознательно уже после того, как наши противники возымели определенную победу». Ранцау сказал, что его люди изучат представленный документ «в надежде, что наша встреча сможет дать окончательный результат в чем-то, что смогут подписать все»[602].

Зал затих. Ллойд Джордж играл ножом из слоновой кости для разрезания бумаг и в конце концов сломал его. Клемансо барабанил пальцами по столу с непроницаемой улыбкой. Австралийский премьер Хьюз потребовал, чтобы Ранцау встал. Вильсон был возмущен не менее других. Выходя из зала, он сказал: «Отвратительные манеры!.. Немцы действительно глупый народ. Они всегда делают не то, что надо. Они всегда делали ошибки во время войны — почему я и нахожусь здесь. Они не понимают человеческой природы». Но внутренне Вильсон был не намного больше удовлетворен проектом договора с Германией, чем граф Брокдорф-Ранцау. Вот его подлинные слова: «Если бы я был немцем, я бы никогда не подписал этого договора».

Трудно представить себе сейчас, насколько далек был тогда в Берлине Вильсон от Клемансо и Ллойд Джорджа, но протест против союзных условий мира был обращен прежде всего к американскому президенту. Именно от него немцы ждали закулисной защиты. Разочарование германской делегации было направлено прежде всего против него. Канцлер Шейдеман обрисовал ситуацию так: «Президент Вильсон является лицемером, а Версальский договор представляет собой самое злостное преступление в истории».

Немцы готовили свой ответ задолго до приезда Ранцау в Версаль. Это был больной для Германии вопрос, и он подвергся в стране основательному обсуждению. Одним из центров такого обсуждения стал Гейдельбергский университет, где в феврале 1919 г. было создано особое Гейдельбергское объединение, целью которого было определение причин начала войны. Принципы этого объединения выработал, уйдя в отставку, принц Макс Баденский, плотно приступивший к этому вопросу еще в ноябре 1918 г. — он читал лекции на эту тему в университетах и организовывал сторонников. Он верил в то, что воля (или ее отсутствие) будет определяющим фактором на грядущих переговорах и в целом в будущем страны. В принятой в марте 1919 г. резолюции ведущие германские специалисты в области права, истории и социологии пришли к выводу, что «союзники не имеют права выносить суждения по вопросу, в который они сами вовлечены».

И теперь Брокдорф-Ранцау, сидя, выразил надежду, что «возможно, будет выработано нечто, что сможем подписать мы все».

Клемансо спросил: не желает ли министр что-либо добавить? Жестом указательного пальца Брокдорф-Ранцау дал понять, что ему нечего добавить. Клемансо объявил: «Таким образом, заседание закончено». Делегаты начали подниматься, но Клемансо умолял не спешить. Сидя в своих креслах и на своих стульях, политики и дипломаты союзников наблюдали уход немцев. Дойдя до двери, граф Брокдорф-Ранцау развернулся лицом к союзникам и закурил сигарету.

НЕМЕЦКИЕ «НИ ВОЙНЫ, НИ МИРА»

Непредвзятым наблюдателям было очевидно, что веймарские вожди Германии, помимо прочего, хотели нажить политический капитал за счет простой формы использования патриотизма — протеста против суровых условий Версальского мира, согласно которому Германия отдавала в пользу соседей 13 % своей территории и 10 % своего населения. В тот момент немцы едва ли могли разобраться в оттенках американо-франко-английского конгломерата отношений; в противном случае они, видимо, должны были играть не против, а за Вильсона. Вильсон от лица «тройки» писал, после выпада Брокдорф-Ранцау, «ответ на ответ»: «Совет не может опуститься до дискуссий о своем праве настаивать на условиях представленного текста мирного договора. Он может рассматривать лишь практические предложения полномочных германских представителей».

В последовавшие дни стороны обменялись нотами. Последовали недели страстных дебатов. Немецкие эксперты прислали свои комментарии к переданному им тексту. Союзные эксперты отказались изменить согласованные между собой условия. Курьеры сбивались с ног, принося немецкие «поправки» и союзные отказы. Большинство германских критических замечаний исходило из того, что данный пункт не согласуется с «14 пунктами» президента Вильсона — или с обещанием государственного секретаря Лансинга.

Союзники же ссылались на «варварские разрушения, совершенные германской армией», или на «германскую агрессию и ее последствия». Подавляющее большинство нот касалось Польши и германо-польских границ. 29 мая 1,919 г. немцы прислали в Париж небольшую книгу, в которой давалось описание того, что произойдет с миром в том случае, если текст предложенного союзниками договора не будет значительно ревизован. В книге достаточно детально рассматривались вопросы репараций, территориальных изменений и вопрос о «виновности за войну».

Немецкий ответ от 29 мая 1919 г. на подписанную Вильсоном ноту западных держав вызвал панику даже у претерпевших все. Даже Ллойд Джордж всерьез теперь опасался, что Германия возобновит военные действия. В Вашингтоне и в Лондоне, как и в штаб-квартирах американцев и англичан в Париже, стали задаваться вопросом, не перегнули ли союзники палку в своем обращении с Германией. Лишь Клемансо упорно полагал, что суровость условий мира недостаточна, и 2 июня заявил своим американскому и английскому коллегам, что любая уступка Германии вызовет падение его кабинета и приход к власти во Франции еще более жесткой в отношении Германии политической коалиции.