Книга Поцелуй навылет - Фиона Уокер

Фоби слышала, как царапали стену жемчужины, когда Саския медленно опускалась по стене на пол, пока ее колени не коснулись груди.

— Я же сказала, что все расскажу прессе, Фоби. — Она прерывисто дышала. — И я это сделаю.

— Все уже и так известно, — вздохнула Фоби. — Нашу историю напечатают в «Ньюз» независимо от того, как я сейчас поступлю. Мне рассказала Жоржет. Но я не собираюсь оскорблять его несправедливой ложью в присутствии друзей.

— Черт! — В отчаянии и полном крушении своих надежд Саския ударила каблуками в пол.

— Я люблю его, Саския. Поверь, я ненавижу себя за то, что мне приходится так поступить с тобой, но я люблю его.

— Знаю. И я тоже его люблю.

— Мне так не кажется, — прошептала Фоби. — Ты любишь то, что он когда-то для тебя делал, как ты себя с ним чувствовала, как все завидовали твоей красоте и счастью, когда ты была вместе с ним. А потом ты почувствовала себя жалкой и ничтожной. Ты не любила его — умного, сложного, дерзкого, эгоистичного, ранимого мужчину. Ты любила его умение делать тебя счастливой, а это несправедливо. Это не любовь, Саския. Это терапия.

— Я обожала его! — с яростным негодованием взвыла Саския. — Я была одержима им, не думала ни о чем, кроме него.

— Кого? — Фоби повернулась к ней. — Великолепного мужчину-модель, который принадлежит к сливкам общества и окружен любовью женщин? Человека, которого забрасывают приглашениями на вечеринки и телефонными номерами? Того, кто почти все получает бесплатно и использует свою кредитную карточку лишь для того, чтобы открыть банку кока-колы? Мужчину, который божественно занимается любовью, осыпает тебя подарками и без конца говорит, что он от тебя без ума? Об этом человеке ты писала мне в Новую Зеландию, Саския.

— Он действительно такой, — пробормотала она. — Ты знаешь, что он такой.

Не обратив внимания на ее слова, Фоби продолжила:

— Или ты любишь испорченного человека, который пережил тяжелое детство, у которого нет цели и направления в жизни, а есть только ужасные родители, почти ненормальный брат и друзья-нахлебники? Ты действительно любишь человека, у которого никогда не было приличной работы, а единственно долгие отношения у него со святыми и ковриком у двери? Человека, который всю свою жизнь борется с нелепой, уродливой неспособностью доверять людям? Это Феликс, которого я люблю, Саския. Несмотря на все его вопиющие пороки, я достаточно сумасшедшая, чтобы принять его. И я на самом деле не думаю, что ты знала этого человека. А если ты действительно разглядела его, то он не достаточно тебе понравился, чтобы завязать с ним дружбу. Поэтому ты считала его невероятно сексуальным и обаятельным донжуаном, ум и характер которого не глубже лужи.

— Как ты смеешь? — злобно выдохнула Саския. — Как ты смеешь говорить об этом на основе своего короткого, грязного пребывания с ним? Как ты смеешь предполагать, что я не люблю Феликса?

— Потому что я думаю, что ты не сможешь забыть его, пока не поймешь это, — прошептала Фоби. — Потому что мне кажется, что твои чувства — тогда и сейчас — намного разрушительнее, опаснее и мучительнее любви. Можешь мне не верить, но я действительно беспокоюсь за тебя. Я видела, как ты пыталась покончить с собой, вскрывая вены в ванной, напиваясь до умопомрачения, а теперь изнуряешь себя голодом, и я не могу смотреть на то, что ты с собой делаешь, Саския. Это делает не Феликс, это делаешь ты. Больше никто. Ты должна понять это.

Саския тихо плакала, свернувшись калачиком у стены.

Презирая себя за умышленную жестокость, Фоби потерла пальцами сухие губы и посмотрела в окно. В саду зажглись фонари.

— Кого-то убили, — тихо сказала она и отошла от окна.

— Вряд ли это было мучительнее того, что произошло здесь.

Фоби опустилась на пол рядом с ней.

— Саския, я не могу сделать этого, ты же понимаешь, правда? Это не уменьшит твое несчастье, не станет твоей местью. Феликс, которому ты хочешь причинить боль, никогда не существовал для меня. Я видела его таким только твоими глазами.

На чердаке до сих пор было очень темно. Во мраке Фоби могла видеть только то, что Саския вцепилась руками в волосы, спрятав лицо, а ее плечи вздрагивали, словно их неистово трясли невидимыми руками.

Фоби протянула руку, чтобы успокоить ее.

Резко отшатнувшись, Саския с силой ударила ее по лицу.

Фоби отпрянула, чувствуя, как онемела щека, а из глаз покатились слезы.

— Феликс, которому я хочу причинить боль, был жив и здоров, и он стоял в этой кухне полгода назад и говорил мне в лицо, что я дешевая шлюха! — крикнула Саския, выпрямляясь и наблюдая за Фоби, которая сморщилась от боли и шока. Ее щека начала гореть. — Он действительно существовал, Фредди. Он был таким живым и реальным, что полностью сломал мою жизнь. И сейчас он тоже жив и здоров. Он внизу. И ты бросишь его ради меня.

— Я не могу! — всхлипнула Фоби. — Я не поступлю с ним так.

— Нет, поступишь. — Саския направилась к двери. — Потому что если ты этого не сделаешь, то я покончу с собой. Нет мести, нет Саскии. Прощай, жестокий мир. Кстати, можешь мне не верить, но я действительно любила Феликса. Больше, чем его можешь любить ты. Пусть я дешевая шлюха, но я практиковалась в самоубийстве, как хорошая девочка, и сейчас я достаточно опытна, чтобы довести дело до конца.

— Нет! — воскликнула Фоби.

— Клянусь. — У двери Саския развернулась. В ее голосе звучала стальная решимость, несмотря на то что она тряслась всем телом. В тусклом свете, проникающем в комнату через окно, ее глаза ярко горели. — На этот раз я как следует постараюсь. Мне ведь нечего терять, кроме себя, а я ничего не стою. Если ты не сделаешь в точности то, что я прошу, и в точности так, как я тебе говорила, то ты подпишешь мой смертный приговор. Что важнее — любовь Феликса или жизнь Саскии? Следующие пять минут тебе придется поразмышлять над этим вопросом, потому что за это время тебе предстоит принять решение.

В комнате, следующей по коридору, Манго Сильвиан погасил четвертую сигарету за последние десять минут и присвистнул. Эта вечеринка оказалась самым зрелищным развлечением в его жизни. Он больше не обращал внимания на отсутствие мужских черт характера, навязчивое внимание Флисс и солнечные ожоги. Эта история стоила того, чтобы войти в его мемуары. Он озаглавит ее «Убийственная тайна, или История самоубийства — сумасшедшие женщины на чердаке».

Он задумчиво почесал горящую кожу на груди, натянул парусиновые туфли и спустился вниз, чтобы занять лучшее место в зрительном зале. Если Фоби не сделает «это» — что бы «это» ни было (Манго не смог понять ее точного задания из подслушанного разговора), — то ему ужасно хотелось знать, каким образом Саския собирается покончить с собой. Он надеялся, что новый способ окажется чуть более оригинальным, чем ее предыдущие попытки. Что-нибудь с шелковыми платками и люстрой было бы очень мило.

Вместо одной жертвы оказалось две. Надя, девушка из эскорта, и Селвин, брат Флисс, были «убиты» и теперь курили в холле.