Книга Храм фараона - Зигфрид Обермайер

Как заверил ее Хамвезе, фараон будет праздновать Зед вместе со всей семьей — с двумя царицами, всеми детьми, царицей-матерью Туей и близкими родственниками, — но этого придется ждать еще целый год. Ну, она ждала всю свою жизнь, она уже наупражнялась в ожиданиях.

— А Мерит и Сети в Мемфисе? — спросила она как бы между прочим.

— Мерит и ее дочь здесь. Однако Сети предпочел остаться с войсками.

— Итак, Мерит здесь, — задумчиво проговорила Изис-Неферт.

— Да, уважаемая мать, и я вижу по тебе, о чем ты сейчас думаешь.

— Ну и о чем же я сейчас думаю, Хамвезе?

— О Пиае, который работает здесь, в храме, на расстоянии полета стрелы от дворца. Но какое нам до этого дело? Если оба встретятся, они и будут отвечать за последствия.

— Только если их обнаружат.

— Да, мать, только тогда. Но я хотел бы повторить: я не вмешиваюсь в дела Мерит, а Пиайя ценю как превосходного ремесленника и храмового служителя.

— Разве я сказала, что ты должен вмешиваться? Кто знает, проявляет ли еще Мерит интерес к Пиайю? Однако, когда я думаю о том, как она обращается со своим мужем, мне приходит в голову мысль…

Она многозначительно посмотрела на Хамвезе.

— Я не могу тебе помешать делать свои собственные выводы, дорогая мать, но мною двигают сейчас другие заботы.

Изис-Неферт решила держать глаза открытыми, и теперь она пожалела, что Незамуна нет в живых. Этот хитрый старик быстро бы выяснил, есть ли между Мерит и Пиайем что-либо. Заманчиво было бы застукать этих двоих и задеть этим другую, подумала Изис-Неферт. Та, другая, снова наверху, и не повредило бы слегка стукнуть ее по носу. Ее согрела эта мысль, и в течение ближайших дней она хотела спокойно обдумать, как бы ей осуществить свой план.

16

Никто за пределами Белой Стены или в районе Большого храма, казалось, не замечал, что происходит в служебных комнатах Пиайя в некоторые ночи. Храмовые стражники уже привыкли во время своих ночных обходов, что дама под покрывалом проскальзывает к дому у северо-западной стены. То, что она приходила не с улицы, а непосредственно из дворцового квартала, не давало повода к недоверию. И разве мастер Пиай не сказал что-то о награде?

Когда Мерит появлялась, Пиай старательно запирал дверь и опускал сплетенную из тонкой соломы занавесь, защищавшую комнату от солнца, так что через окно ничего нельзя было рассмотреть. Большая рабочая комната, уставленная забитыми до потолка полками, превращалась Пиайем в приют для влюбленных.

Он стелил ковер на один из широких сундуков, ставил блюдо с фруктами и кувшин вина на стол и наполнял свежим маслом самую маленькую из масляных ламп. Они не очень любили находиться в темноте, принцесса и служитель храма, но свет не должен был быть таким ярким, чтобы проникать через щели занавеси и привлекать непрошеных гостей.

— Скромное любовное гнездышко, но пока у нас нет другого, — сказал Пиай во время второго визита Мерит. Однако ей, казалось, это не мешало.

— Это небольшая жертва! У тебя есть дом, я живу во дворце, но ни тут ни там мы не можем встречаться. А посему, — Мерит указала на широкий старый сундук, — будем обходиться вот этим.

Она беззаботно села и протянула руки:

— Иди, любимый, и не будь печален, потому что я сейчас не печальна.

И Пиай поддался старому очарованию этой любви. Он помог Мерит снять платье и ласкал прекрасное, стройное тело, которое знал лучше своего собственного. Он покрыл ее медленными поцелуями с головы до ног, он не пропустил ни одного места. Казалось, он вступал в знакомую, но давно не виданную им страну.

— Ты пахнешь, как прежде, ты сладостна, как прежде. Моя майт-шерит совсем не изменилась.

— Приди, Пиай, — поторопила она его, — прижмись ко мне, обними меня, поцелуй меня, проникни в меня! Я хотела бы почувствовать, что это ты, что больше нет печали…

Они любили друг друга сильно и неистово, и Пиай был в восторге, когда услышал столь знакомый ему стон наслаждения. Он снова был так наполнен этой любовью, что забыл о всех своих сомнениях. Все казалось ему мелким и неважным перед этой страстью, которая связывала его на жизнь и на смерть с прекрасной, гордой принцессой.

Мерит была счастлива и благодарна за то, что снова может быть женщиной. До ее сознания дошло, насколько бедной была ее жизнь без него. Никогда, никогда в жизни она не хотела снова оставаться без Пиайя. Однако существовал принц Сети, ее супруг, и, пока он жив, он ни за что не откажется от столь выгодного для него брака. Пока он жив… Как просто было устранить Гутану. У Рамзеса не возникло ни малейшего подозрения, что смерть хеттиянки насильственна. Сети тоже может заболеть, он тоже может умереть… Нет! Мерит ужаснулась тому, что может зайти так далеко. Гутана была виновата, она была опасной для Кеми иноземкой. Бедный Сети не мог отвечать за свое сходство с фараоном, этот брак не был его виной. Должен найтись выход. Пока Пиай дремал в ее объятиях, и она ощущала сквозь тонкий коврик твердые доски сундука, ей в голову пришла мысль. Она пощекотала Пиайя, тот полусонно обнял ее, но Мерит отстранилась:

— Позже, мой Могучий Бык. Я должна тебе кое-что сказать. Пока ты спал, я думала, что так дело не может продолжаться. Пока я в Мемфисе, хорошо, но царь уже поговаривает о возвращении. Скоро нашим свиданиям наступит конец. Что тогда? Ты не можешь поехать в Пер-Рамзес, а я не могу без основания, просто так, отправиться в Мемфис или куда-либо еще. А если и смогу, мы должны будем прятаться. Это недостойно и не может продолжаться долго. Я подожду праздника Зед, а потом попрошу отца позволить мне удалиться из Пер-Рамзеса и оставить Сети. Было бы неверным требовать расторжения брака, потому что это принесло бы Сети ущерб, с которым он не захочет смириться. К тому же, расторгая наш брак, мой отец должен был бы признать, что совершил ошибку, а это противоречит Маат, божественному порядку: Благой Бог не совершает ошибок. Мы сможем достичь кое-чего, если только никто не потерпит ущерба. Хотя моей натуре противоречит делать что-либо наполовину или втайне от всех, но в этом случае по-другому не получится. Я удалюсь в какое-либо царское имение в Дельте, которое находится на расстоянии по меньшей мере двух дней пути. А ты будешь там управляющим. В Абидосе, Фивах, Мемфисе или Пер-Рамзесе мы никогда не смогли бы свободно жить друг с другом, но в деревне это возможно. Я в этом уверена. Это должно получиться! Должно!

Она заколотила кулачками по его груди и воскликнула еще несколько раз, заклиная:

— Должно! Должно!

Пиай прикрыл ей рот ладонью:

— Успокойся, любимая, успокойся! Ты привлечешь своими криками стражу. Мне тоже нравится твой план, но все зависит от царя, да будет он жив, здрав и могуч. Я ничего не могу сделать, могу только надеяться, что тебе удастся уговорить его.

Мерит успокоилась, и Пиай почувствовал, что щеки у нее мокры от слез.

— На самом деле я не плачу, — сказала она упрямо, — это лишь слезы гнева и беспомощности. В любом случае я сделаю все, чтобы уговорить отца. Я спрячу свою гордость. Я разыграю маленькую, беспомощную дочку, которая ужасно несчастлива и не знает, как себе помочь. Я буду лгать и визжать, а если понадобится, и ползать на животе, как рабыня, вымаливающая милости. Пусть Сети и дальше считается моим супругом, я предоставлю ему все выгоды, которые он из этого может извлечь, но я не допущу, чтобы нас, истинных мужа и жену, разлучили и воровали драгоценное время нашей любви. Мы не становимся моложе, дорогой. Наше время уходит.