Книга Носферату, или Страна Рождества - Джо Хилл

Иногда он чувствовал себя обеденной тарелкой, которая треснула посередине и была склеена. Эти две части не имели ровной линии. Одна сторона – часть тарелки, отмечавшая его жизнь до Чарли Мэнкса, – микроскопически не соответствовала другой половине. Когда мальчик отстранялся от реальности и смотрел на эту кривую тарелку, он не мог представить, зачем кому-то понадобилось сохранять ее. Она никуда не годилась. Вейн думал об этом без какого-либо отчаяния… Вот в чем заключалась проблема. Он давно уже не чувствовал ничего похожего на отчаяние. Например, на похоронах матери он наслаждался исполнением гимнов.

В последний раз он видел мать живой, когда ее везли на каталке к машине «Скорой помощи». Парамедики спешили. Она потеряла много крови. Медики закачали в нее три литра – количество, способное продержать ее живой всю ночь. Но они не знали о ее пробитой почке и надорванных внутренностях, не знали, что ее организм кипел от собственных ядов.

Он бежал трусцой рядом с ней, держа ее за руку. «Скорая помощь» стояла на парковке у сельского магазина в начале дороги, которая вела к дому Мэнкса. Потом Вейн узнал, что первая беседа его матери и отца состоялась именно на этой стоянке.

– С тобой все будет в порядке, парень, – сказала ему мать.

Она улыбнулась. Ее лицо пятнала грязь и кровь. На правой брови кровоточила зияющая рана. В нос Вик была вставлена дыхательная трубка.

– Золото не тускнеет. То, что было хорошим, останется хорошим, не важно, сколько ударов оно примет на себя. Ты будешь в порядке. Ты всегда был золотом.

Вейн знал, о чем она говорила. Вик говорила, что он не походил на других детей в Стране Рождества. Она настаивала на том, что он по-прежнему оставался самим собой.

Но Чарли Мэнкс утверждал совсем иное. Чарли Мэнкс говорил, что кровь не отстирывается с шелка.

Табита Хаттер сделала глоток кофе и посмотрела в окно над кухонной раковиной.

– Твой папа подогнал грузовик к крыльцу. Хватай жакет. Там холодно. Мы можем ехать.

– Тогда поехали, – ответил Вейн.

* * *

Они втиснулись в кабину тягача. Вейн сидел посередине. Было время, когда они не влезли бы, но Новый Луи не требовал столько места, как Старый. Он теперь выглядел, как Борис Карлофф из «Франкенштейна», с неуклюжими отвисшими руками и впалым животом под большой бочкообразной грудью. У него были и шрамы, как у Франкенштейна. Они проходили под воротником его рубашки – по всей длине шеи и под правым ухом, где врачи сделали ангиопластику. Его жир был расплавлен, подобно мороженому, оставшемуся на солнце. Наиболее впечатляющей вещью были глаза. Непонятно, каким образом потеря веса изменяла глаза, но Вейн теперь их больше осознавал. Он гораздо больше воспринимал любопытный и вопрошающий взгляд отца.

Мальчик устроился рядом с отцом, но затем отсел подальше от того, что впивалось ему в ягодицы. Это был молот – не костяной молот для вскрытия трупов, а обычный инструмент плотника, деревянный, с изношенной ручкой. Вейн передвинул его к бедру отца.

Тягач выбрался из Ганбаррела и, следуя амерканским горкам через старые пихтовые леса, начал упорно подниматься к безбрежному синему небу. За городом в прямых лучах солнца было достаточно тепло, но верхушки деревьев беспокойно раскачивались в холодном ветре, который ароматно пах подгнившей осиной. Склоны были усыпаны золотом цветов.

– Золото не тускнеет, – прошептал Вейн.

Листья будто бы все время облетали. Они проносились через дорогу и летели на крыльях ветра.

– Что ты сказал? – спросила Табита.

Он покачал головой.

– Как насчет радио? – сказала Хаттер и потянулась через него, чтобы включить музыку.

Вейн не сказал, почему ему хотелось тишины, почему идея музыки заставляла его нервничать.

Через тонкий треск статики басовитый Боб Седжар пел о любви к старому рок-н-роллу. Он утверждал, что, если кто-то в его присутствии будет слушать диско, ему через десять минут укажут на дверь.

– Где произошла эта авария? – спросила Табита, и Вейн отметил, что в ее голосе чувствовалась нотка подозрительности.

– Мы почти на месте, – ответил Луи.

– Кто-то пострадал?

– Эта авария случилась давно, – сказал Луи.

Вейн не знал их места назначения, пока они не проехали сельский магазин. Другого магазина здесь не могло быть. Бензоколонки остались перед зданием. Одна из них почернела. Краска облупилась там, где ее поймал огонь в тот далекий день, когда Чарли Мэнкс решил заправиться. В холмах над Ганбаррелом было много заброшенных шахт и поселков, и не было ничего особенного в бревенчатом доме с разбитыми стеклами, где не было ничего, кроме теней и паутины.

– Что ты задумал, мистер Кармоди? – спросила Табита.

– То, что меня просила сделать Вик, – ответил Луи.

– Возможно, тебе не стоило привозить сюда Вейна.

– На самом деле я думаю, что не стоило привозить тебя. Я собираюсь портить вещественые доказательства.

– Ладно, – сказала Табита. – Этим утром я буду хранить молчание.

Луи проехал мимо магазина и через полмили начал замедляться. Гравиевая дорожка к Дому саней располагалась справа. Когда он свернул на нее, статика в динамиках усилилась, едва не заглушив приятный голос Боба Седжара. Возле Дома саней хорошей радиосвязи не было ни у кого. Даже «Скорая помощь» не смогла послать сообщение в госпиталь. Возможно, дело объяснялось контурами шельфовой скалы. В ущельях Скалистых гор было легко потерять мир внизу… и среди скал, деревьев и пронизывающих ветров обнаруживалось, что XXI век являлся всего лишь воображаемой конструкцией – причудливым понятием, наложенным людьми на мир, не имевшим значения для скал.

Луи остановил грузовик и выбрался из кабины, чтобы убрать полицейские ленты. Затем они продолжили движение. Тягач проехал по грязной дороге почти у самых руин.

Сумах краснел в осеннем холоде. Где-то рядом дятел долбил сосну. Когда Новый Луи поставил грузовик на тормоз, из динамиков не доносилось ничего, кроме рева белого шума.

Если Вейн закрывал глаза, он видел их – детей статики – детей, потерявшихся в пространстве между реальностью и мыслью. Они находились так близко, что мальчик почти слышал их смех под шипением радио. Он задрожал.

Отец положил руку на его ногу. Вейн открыл глаза и посмотрел на него. Луи выбрался из грузовика, но заглянул обратно в кабину, чтобы опустить большую руку на его колено.

– Все хорошо, Вейн, – сказал он. – Не бойся. Ты в безопасности.

Ребенок кивнул. Но его отец неправильно понял его. Вейн не был напуган. Да, он дрожал. Однако это было нервное возбуждение. Другие дети находились так близко. Они ждали его возвращения, грезили о существовании нового мира, новой Страны Рождества, с аттракционами, едой и играми. Он мог бы создать ее. Это было по силам каждому. Потребовалось бы немногое: некоторые инструменты, развлечения и забавы, которые он использовал бы, чтобы прорвать дыру в реальном мире и пройти в свой тайный внутренний ландшафт.