Книга Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945 - Федор Синицын

В Киевском особом военном округе органы СМЕРШ к 15 мая 1944 г. «изъяли» 210 человек из 15-й и 28-й зсд (в основном «украинских националистов»). Отмечались случаи дезертирства лиц, призванных с Западной Украины, одной из причин чего была деятельность антисоветски настроенных призывников, которые «склоняли „земляков“ к дезертирству и переходу в антисоветские… банды» и «на сторону немцев». Многие бойцы из числа нового пополнения испытывали страх перед ОУН из-за того, что оуновцы терроризировали семьи ушедших в Красную армию. Красноармеец Р. из 64-го зсп сказал политработникам: «Мы не сумеем воевать, так как бандеровцы сжигают дома и вырезают семьи ушедших в Красную армию». Красноармеец В. из 83-го зсп в ответ на предложение агитатора написать патриотическое письмо домой сказал: «Если я напишу такое письмо, то мою семью вырежут»[2254]. Такие настроения снижали боеспособность советских солдат, призванных из западных регионов страны.

Задача по воспитанию советского патриотизма и интернационализма в Красной армии была подчеркнута в изданной весной 1944 г. директиве ГлавПУР. Власти подчеркивали, что «в армию пришли сотни тысяч призывников из Западной Украины и Западной Белоруссии» и поэтому «воспитание солдата и офицера в духе интернационализма имеет сейчас особое значение»[2255]. В то же время с целью решения новой проблемы — непонимания некоторыми представителями населения и воинами Красной армии, «зачем нужно освобождать Польшу и другие страны», если территория СССР уже освобождена, советская пропаганда была вынуждена разъяснять, что «мы воюем на чужой земле во имя только своих интересов» и только «за свободу и независимость нашей Родины»[2256].

Перед населением тыловых областей СССР проблема национализма на западных территориях не афишировалась, так же как скрывались истинные масштабы коллаборационизма, который подавался как удел незначительного числа «прохвостов», «идиотов» и «уголовных преступников»[2257]. Так, 15 апреля 1944 г. центральные газеты сообщили о смерти генерала армии Н. Ф. Ватутина без объяснения ее причин[2258], хотя властям было известно, что он пал жертвой нападения украинских националистов. Тем не менее люди, которые пережили оккупацию, знали о размахе национализма и коллаборационизма на западных территориях СССР. Они задавали агитаторам такие вопросы: «Почему в газетах не пишут о власовцах?», «Много ли граждан из Прибалтийских республик сражается против Красной армии?», «Ждут ли они (жители Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии. — Ф. С.) нашу Красную армию?»[2259].

Предотвращение возможных конфликтных ситуаций между народами СССР также было одной из задач советской политики. К примеру, в предисловии к изданной 1943 г. книге А. Мицкевича утверждалось, что Новогрудок в Белоруссии — это «литовский город», а столица Литовской ССР Вильнюс — «центр польской культуры»[2260]. Первый секретарь ЦК КП (б) Б П. К. Пономаренко усмотрел в таких утверждениях политическую ошибку и обратил на это внимание в докладной записке, направленной в ЦК ВКП(б). Неприятие даже малейшего намека на вражду народов СССР находило свое выражение в отношении к отдельным работам историков. 21 февраля 1944 г. Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) подвергло жесткой критике работу профессора МГУ М. Н. Тихомирова «Ледовое побоище и Раковорская битва» за утверждение, что «отношения русских князей с народами Прибалтики якобы преследовали грабительские цели, что русские грабили и разоряли западные области ливонов и эстов», и подчеркивание «жестокости русских в отношении жителей Прибалтики»[2261].

В заключительный период Великой Отечественной войны в СССР была начата борьба с «низкопоклонством перед Западом». С одной стороны, власти ожидали более сильный рост патриотизма и национального самосознания после Великой Отечественной войны, чем как это произошло после Отечественной войны 1812 г.[2262] С другой стороны, советское руководство этого же и опасалось, так как «декабристы несли прогрессивные идеи, а сейчас просачивается реакция, капиталистическая идеология». Поэтому власти поставили задачу проследить, «какое впечатление остается у солдата и офицера от пребывания в иностранном государстве», и своевременно реагировать на настроения солдат и офицеров, прибывших из освобожденных стран Европы домой[2263].

Действительно, попав в Западную Европу, советский солдат увидел, как люди жили при капитализме, и воочию убедился, что об этих странах говорили неправду[2264]. Например, в 69-й сд 65-й армии капитан Б. (в докладной записке армейского политуправления особо подчеркивалось, что он выполнял обязанности «агитатора») «стал ярым поклонником всего немецкого». Его восхищали немецкие дети — «белокурые, синеглазые, настоящие типы арийцев», цветы, квартиры («каких мы в нашей стране никогда не будем иметь»). О капитане Б. сообщалось, что он «имеет высшее образование, написал диссертацию, которую до сих пор не защищал, дважды исключался из партии». Характерно, что и германская пропаганда в конце войны отмечала как важный факт то, что «русский народ получил возможность узнать, что представляет собой Западная Европа»[2265].

Борьба властей с «низкопоклонством» имела своей целью идеологически и психологически компенсировать страшные жертвы и потери, понесенные народами страны во время войны, и пышной фразеологией прикрыть низкий уровень жизни в СССР, который особенно бросался в глаза офицерам и солдатам после знакомства с жизнью стран Европы[2266]. В феврале-марте 1944 г. власти подвергли критике «вредный космополитизм» в советской архитектуре, проявившийся в том, что «значительная часть архитекторов игнорирует национальные традиции», «охаивает все, что было создано усилиями нашего народа в области промышленного и гражданского строительства». Были осуждены проявления «низкопоклонства» в газете «Красная Татария», которая принижала «роль Красной армии в борьбе за разгром немецко-фашистских захватчиков» и преклонялась «перед военной мощью, техникой и культурой буржуазных стран»[2267]. Не допускалось распространение германофильских и других «низкопоклонских» взглядов в науке. В 1944 г. сам начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александров был подвергнут жесткой критике за чрезмерное восхищение немецкими философами в написанном им третьем томе «Истории философии»[2268]. В основу послевоенной борьбы с «низкопоклонством», среди прочих, легли идеи о превосходстве отечественной науки, техники, искусства, литературы и пр., которые начали пропагандироваться в 1944–1945 гг.[2269] Под предлогом борьбы с космополитизмом — «идеологией, чуждой трудящимся»[2270] — после войны советскому руководству пришлось бороться и с положительным образом стран-союз-ников, который во время войны активно создавался самой советской пропагандой[2271].