Книга Аденауэр. Отец новой Германии - Чарлз Уильямс

Последний факт стал поводом для последней за период канцлерства вспышки аденауэровского темперамента. С его точки зрения, допустив ГДР к подписанию договора о запрещении ядерных испытаний, Запад продемонстрировал готовность признать ГДР в качестве нормального национального государства, а ведь он решительно противился этому все эти годы. В конце июля — начале августа 1963 года он провел ни много ни мало — восемь заседаний кабинета на эту тему и умудрился устроить выволочки всем подряд, кому «посчастливилось» попасть ему под руку, — заместителю госсекретаря США Уильяму Тайлеру, министру обороны Роберту Макнамаре и бесчисленному количеству американских и британских дипломатов. Он даже заявил Кроне, что готов уйти в отставку в знак протеста против «предательства» союзников.

Для того чтобы утихомирить разбушевавшегося старца, понадобился визит самого государственного секретаря США Дина Раска. 10 августа он прибыл в Бонн и поспешил заверить Аденауэра, что Вашингтон и Лондон готовятся выступить со специальным заявлением на тот счет, что наличие подписи представителя ГДР под текстом данного договора никоим образом не означает в какой-либо форме признания ГДР как государства со стороны США и Великобритании. В этом заявлении, продолжал Раек, будет вновь подтверждено исключительное право ФРГ представлять Германию на международной арене (такое право, несколько раздраженно отметил госсекретарь, уже подтверждалось западными державами не менее чем в трех случаях).

Аденауэр счел за благо сменить гнев на милость и в самом благодушном настроении отбыл на юг, в Канденаббию. Это был его последний отпуск в качестве канцлера. С ним опять была Рия. Четыре недели на вилле «Коллина» оказались относительно спокойными. Уединение перемежалось сеансами позирования английскому художнику Грэхему Сазерленду и такими оригинальными событиями, как концерт местного оркестра волынщиков, устроенный на лужайке перед домом. 30 августа его посетил Эрхард и провел на вилле целый день. Сколько ядовитых слов ему пришлось выслушать от своего собеседника, можно только догадываться. Время от времени отца навещала Лотта. В начале сентября ненадолго заглянула Либет. Неотлучно при персоне канцлера была только секретарша — Аннелиза Попинга. В целом это было время прощаний и воспоминаний о прошлом.

Основной поток прощальных визитов начался после отпуска. 16 сентября Аденауэр вылетел в Рим на аудиенцию к папе Павлу VI. К его предшественнику, Иоанну XXIII, Аденауэр относился настороженно. Он не одобрял и решения Второго ватиканского собора, в частности, допущение наряду с латынью ведения службы на живых языках. Он не мог простить Иоанну XXIII и порочных, в его понимании, тенденций в сторону налаживания отношений с коммунистами, особенно итальянскими. В новом папе, как он надеялся, католическая церковь обретет лучшего пастыря.

Визит в Рим можно было назвать успешным в лучшем случае наполовину. Было жарко, дул печально знаменитый римский сирокко. Аденауэр испытывал затруднения с дыханием, так что не мог говорить в своей обычной властной манере. Папа выслушал его с должным уважением, благословил и поспешил распрощаться.

20 сентября Аденауэр вернулся в Бонн. Началась разработка графика прощальных визитов. Сперва надо было определиться с зарубежными поездками. Возникла мысль о Вашингтоне, но от нее по зрелом размышлении отказались. Лондон в программе тоже не фигурировал. В Голландию решено было не ехать из-за сильных антинемецких настроений, все еще распространенных в этой стране. Оставались Бельгия, Франция и Италия. В последней Аденауэр только что был, когда получал благословение папы, так что Италия тоже отпала. В Бельгию готовившийся к уходу канцлер сделал короткую вылазку, получил там орден и на том удовлетворился. Более солидно был организован визит во Францию. 21 сентября Аденауэр с дочерью Рией, секретаршей Аннелизой Попингой и советником по международным делам Остерхельдом приземлились на аэродроме Виллакубле, где их встретил де Голль. Оттуда все отправились в Рамбуйе, где хозяин постарался организовать пышный прием. Было многих теплых слов с обеих сторон, но и канцлер, и президент отдавали себе отчет в том, что столь дорогой их сердцу проект — франко-западногерманский договор — практически мертв.

Теперь настало время для поездок по Федеративной Республике. Впечатление было такое, что это король объезжает свои владения. Три недели непрерывных помпезных церемоний. Все были явно настолько рады, что скоро от него избавятся, что не пожалели ни денег, ни организационных усилий. В Гамбурге его чествовал Союз немецких крестьян. В Берлине он получил звание почетного гражданина города (никто не знал, что это такое, но тем не менее…). Брандт выступил там с большой речью, посвященной заслугам высокого гостя. Довольно двусмысленно прозвучала в ней, правда, фраза о том, что западноберлинцам очень недоставало присутствия канцлера в первые дни после возведения стены. Потом — прощание с Баварией, где ХСС позаботился, чтобы все было на самом высшем уровне. После Баварии — посещение Ганновера и присутствие на параде частей бундесвера. За прохождением колонн и пролетом боевых самолетов вместе с ним наблюдали многочисленные зрители — по некоторым оценкам, их было не менее сотни тысяч.

Самый пышный прием устроили Аденауэру его земляки — рейнландцы. В выставочном центре в Дейце прошел музыкальный фестиваль в его честь. Хоры пели отрывки из Гайдна. Изобилие флагов и транспарантов — все было оплачено из партийной кассы ХДС. Аденауэр не был бы самим собой, если бы удержался от мрачных предупреждений согражданам: расслабляться не время, разрядка — вещь коварная, тем более что на преемника надежда плоха. Все это было подано в слегка завуалированном виде, но кому надо, те поняли.

14 октября папский нунций отслужил в честь Аденауэра торжественную мессу в Бонне. Вечером президент Любке устроил для него грандиозный прием, на котором присутствовали три тысячи гостей. Потом уже сам Аденауэр устроил частный ужин вдвоем с верным Глобке. Тот был болен и выглядел совершенно измотанным, но отказаться не посмел. Его семья получила от Аденауэра прочувствованное послание, где говорилось, в частности: «Мы благодарим Господа за то, что он дал его нам».

15 октября произошел акт торжественных проводов канцлера в бундестаге. Все было очень возвышенно и достойно. Речь председателя бундестага Герстенмайера длилась почти час. В ней содержалась интересная фраза: «…за сто лет богатой событиями германской истории мы впервые являемся свидетелями того, что человек, долгое время находившийся на вершине власти, покидает ее не в результате своего банкротства как политика, а но доброй воле, в мире и согласии». Риторическая фигура получилась блестящая, хотя и не вполне отражающая реальные факты: все прекрасно понимали, что добровольным уход Аденауэра назвать можно было с большой натяжкой — его отправила в отставку собственная партия. Но в чем-то Герстенмайер был, несомненно, прав: Аденауэр действительно ни разу не испытал горечи поражения на всеобщих выборах, и при всей остроте подковерной борьбы в боннских политических кругах смена власти прошла действительно мирным путем.

ГЛАВА 14.

ФИНАЛ

«Наша главная цель состояла в том, чтобы войти в сообщество свободных народов Запада»[46]

Славословия закончились, и Аденауэру пришлось привыкать к жизни в новых условиях. Как бывшему канцлеру и председателю крупнейшей политической партии ему был выделен небольшой кабинет в здании парламента, к которому примыкало еще меньшее по размерам помещение, там стояла софа и была оборудована маленькая кухонька, где верная госпожа Попинга готовила ему легкий обед, после чего он имел обыкновение прилечь: послеобеденная сиеста всегда была непременным элементом его распорядка дня. В новый кабинет из дворца Шаумбург были перевезены его письменный стол, глобус и подаренная ему Черчиллем картина классического храма (считалось, что это Парфенон, но на самом деле речь шла о римском памятнике из развалин города Лептис Магна в современной Ливии). В сравнении с покоями Шаумбурга все выглядело более чем скромно.