Книга Алтай. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия в Центральной Азии - Михаил Певцов

Утром 5 декабря при сильном тумане, застилавшем всю окрестную местность, мы тронулись в путь сначала вниз по левому берегу речки Архоту. В долине ее, покрытой местами молодыми ильмовыми рощицами, встречались изредка дома китайцев. На 3 версте мы миновали туземный город, а на 4 – китайскую крепость, из которой выходит большая манасская дорога.

Выйдя на нее, мы направились к северо-западу и прошли близ отдельной крутой горы Хуан-шань-цзы, на вершине которой воздвигнута китайцами красивая кумирня. По обе стороны дороги были видны небольшие ильмовые перелески и местами встречались одинокие дома. Везде, кроме полотна широкой дороги, лежал снег в дюйм толщины, и все деревья были покрыты инеем. Густой туман, скрывавший утром окрестности, к полудню стал мало-помалу рассеиваться, и мы могли различать по крайней мере близкие к нам предметы.

На большой дороге, около города, было заметно усиленное движение: в Урумчи тянулись вереницы телег, нагруженных каменным углем, возы с соломой, люцерной, овощами и зерновым хлебом; из города же возвращалось много поселян с порожними арбами.

На 10-й версте от Урумчи экспедиция прошла через малолюдное дунганское селение, за которым миновала несколько низких грядок, тянущихся южнее дороги, и остановилась на ночлег близ выселка Ди-хо-пу из 8 дворов.

На второй день пути из Урумчи, когда туман рассеялся, мы увидели на севере необозримый лес. По словам проводников, этот лес тянется широкой полосой с востока на запад почти от самого Гучена до меридиана селения Хутубей. Он простирается около 160 верст в длину, до 60 верст в ширину и состоит преимущественно из ильма, отчасти тополя, джиды, зарослей разнообразных кустарников и камыша.

В южной его окраине, отстоящей верстах в 20 к северу от Урумчи, живут рассеянно китайцы, а остальная широкая полоса этого девственного леса необитаема. В ней водится множество кабанов, козуль, степных антилоп и живет немало тигров. В лесу нередко встречаются источники, а летом, во время таяния снегов и ледников в Тянь-Шане, он орошается многими горными речками. К северу от этого леса простирается широкая полоса сыпучих песков, в которых живут дикие верблюды, лошади и множество куланов.

Она начинается немного восточнее меридиана Гучена и тянется далеко на северо-запад, до устья реки Манас; ширина же ее колеблется от 50 до 80 верст. Между песчаными барханами, покрытыми повсюду высоким саксаулом, встречаются изредка углубленные солончаковые котловины, поросшие камышом и сочными солянками. В них дикие верблюды, лошади, куланы и даже антилопы выбивают ногами ямы, наполняющиеся водой, и проходят к ним на водопой.

Пищей этим травоядным служат камыш и солончаковые растения, покрывающие эти котловины. Кроме того, они посещают по временам северную окраину Гученского леса, весьма богатую растительностью, и пасутся в ней в зимнюю половину года, когда там нет насекомых, иногда очень долго.

Большая манасская дорога от самого Урумчи пролегает по подгорной равнине, постепенно понижающейся в северо-западном направлении. На второй станции от города, благодаря значительному понижению местности, снега было уже гораздо меньше, чем на первой. По сторонам дороги часто были видны пустующие китайские фермы, покинутые еще во время дунганского восстания, а около самой дороги встречались развалины китайских селений, разрушенных в то смутное время дунганами, жилые дунганские фермы и казенные чайные дома, в которых останавливаются на отдых проезжие китайские чиновники.

В 20 верстах от ночлежного места мы приблизились к южной окраине Гученского леса и прошли через небольшое дунганское селение Тубул, за которым переправились по льду через речку Хо-ба-ли. На левом ее берегу расположено многолюдное селение Цхан-цзи, или Сань-чжу, как именуют его чанту, на западной окраине которого мы разбили лагерь для ночлега.

Оазис Цхан-цзи, лежащий близ южной опушки Гученского леса, славится плодородием своей почвы и обилием воды. Сеют пшеницу, просо, горох[84]. Кукурузу стали сеять понемногу только недавно и разводить сады, в которых растут яблоки, персики и виноград, не вызревавшие вовсе в прежнее время. В центральной части оазиса, осененного во многих местах купами и аллеями из ильма, джиды и кустарников, находятся небольшой базар и глиняный форт, в котором расположена конная лянцза китайских войск.

Большая часть жителей оазиса Цхан-цзи – дунгане; чанту, и китайцев в нем мало. До дунганского восстания в нем жило много китайцев, большинство которых погибло во время мятежа. Дома их обратились в печальные развалины, которые встречаются на каждом шагу, в особенности близ базара, где они покрывают весьма значительную площадь. Следы опустошений, произведенных дунганами в то смутное время, встречаются повсеместно в этой стране.

На всем пути от Урумчи почти до устья реки Манас мы видели множество пустующих китайских домов и развалин, в которые обращена дунганами значительная часть китайских жилищ. Китайцы, эмигрирующие ныне из внутренних провинций в Джунгарию, редко селятся вместе с дунганами, опасаясь повторения резни, а углубляются преимущественно в Гученский лес и там основывают свои фермы, или поблизости городов, в которых постоянно квартируют китайские войска. Дунгане же занимают предпочтительно местности, по которым пролегает императорская дорога, ведущая из Баркуля через Гучен, Фукан, Урумчи и Манас в Шихо.

Верстах в 50 к северу от оазиса Цхан-цзи, на правом берегу орошающей его речки Хо-ба-ли, по словам местных жителей, находятся развалины весьма обширного древнего города. Эти развалины, известные под названием Ма-чё-цзы, лежат на прямой проселочной дороге из Манаса в Гучен, среди дремучего, безлюдного леса. Китайцы, от которых я получил сведения о них, утверждали, что они, судя по остаткам построек, принадлежат не китайскому, а уйгурскому городу и имеют более 8 ли (4 верст) в окружности. К сожалению, мне самому не удалось осмотреть эти интересные развалины и ознакомиться попутно с девственным Гученским лесом, среди которого они находятся.

От селения Цхан-цзи мы прошли около 12 верст по оазису, встречая очень часто пустующие дома и развалины среди пустырей, в которые обратились окружающие их некогда поля. Руины чередовались с жилыми дунганскими домами, разбросанными небольшими группами и поодиночке, а около самой дороги нередко встречались чайные дома – маленькие здания из необожженного кирпича с тесными двориками.

По выходе из оазиса мы очутились в открытой пустынной местности, на севере синел обширный Гученский лес, опушка которого простирается почти параллельно дороге. В этой пустынной степи мы прошли через старинную джунгарскую крепость квадратного начертания, около полуверсты в стороне. Глиняная стена ее сохранилась в целости и имеет двое ворот, восточные и западные, а внутри ограды видны развалины домов, среди которых приютился дунганский постоялый двор.