Книга Ярость ацтека - Гэри Дженнингс

Я лишь пожал плечами, стараясь не подать виду, что готов от страха обделаться. У меня не было никакого представления о составе семьи маркиза, и я мог лишь гадать, кем был Ренато: и вправду его племянником или же убийцей, нанятым, чтобы прикончить падре и помочь Изабелле вернуть золото. Однако в данном случае это совершенно не важно: генерал, будучи близким другом маркиза, живо разоблачит меня как обманщика.

Ну что за судьба такая: почему, если мои ноги и так в огне, кто-нибудь непременно подольет туда масла?!

* * *

Капитан Гуэрреро не позволил мне ехать на Урагане, что усугубило мои подозрения: они не хотели, чтобы я сидел на коне, который, в случае чего, обгонит всех их кляч в два счета. Более того, капитан вместе с конвоем лично сопроводил меня через весь город.

В прошлый раз я был тут в составе повстанческой армии, когда при обороне зернохранилища были убиты сотни испанцев. Сейчас все в Гуанахуато служило мрачным напоминанием о том, что здесь снова заправляют гачупинос. Вдоль самых оживленных улиц были наспех сооружены виселицы, и они отнюдь не пустовали.

– Это только начало, – заявил капитан. – Ничего, скоро в Гуанахуато не останется ни одного живого бунтовщика.

Мы немного помедлили у alhóndiga, где сам воздух был пропитан кровью и мщением. Испуганных пленников выгоняли из зернохранилища, превращенного в тюрьму: людей подталкивали к стенке, в то время как священник пытался утешить их, толкуя о Божьем милосердии и бормоча латинские молитвы. Как только клирик отступил в сторону, грянул залп, убитые попадали к подножию стены, и тела их тут же отволокли в сторону, чтобы очистить место для следующей партии; на булыжниках остались лишь кровь, ошметки мозга и внутренностей да осколки костей. Трупы в стороне складывали штабелями, как бревна.

– Их отвезут за город и зароют в общей могиле, – пояснил капитан.

– Скорый, вижу, у вас тут суд, – заметил я вслух, подумав про себя, что Кальеха не пробыл в городе столько времени, чтобы провести судебное разбирательство.

Офицер рассмеялся.

– Этих негодяев судит сам Бог. У нас, знаете ли, нет возможности тратить месяцы на поиски доказательств и составление обвинений. Мы устроили что-то вроде лотереи: на кого жребий выпал, тому и к стенке.

– На заре существования инквизиции, – промолвил я с непроницаемым лицом, – когда инквизиторы знали, что в городе есть еретики, но не имели возможности отличить их от невинных, они приказывали уничтожать всех без разбору. Торквемада, великий инквизитор, говорил так: «Убивайте всех подряд, а уж Господь на Небесах сумеет отличить праведников от грешников».

Гуэрреро зевнул и хлопнул себя по ляжке.

– Прекрасно, дон Ренато. Я передам ваши слова генералу. Ему будет приятно узнать, что его методы санкционированы церковью.

Зеваки глазели на казнь с крыш домов, расположенных на склоне холма: там собирались целые семьи, словно на театральное представление. Таким же манером они, помнится, любовались и битвой за зернохранилище. И снова побежденным доставались глумление и насмешки.

* * *

Кальеха занял кабинет Риано, губернатора, погибшего при обороне зернохранилища.

Меня доставили в примыкавшую к кабинету прихожую, и мне пришлось проторчать там целый час, созерцая нескончаемый поток входивших и выходивших офицеров и гражданских лиц, но никто из них не взглянул на меня дважды, не говоря уж о том, чтобы назвать по имени. К счастью, в прежней жизни мне приходилось иметь в Гуанахуато дело только с носителями шпор да богатыми креолами, а все они здесь если не погибли, то бежали в столицу.

Я размышлял о человеке, с которым мне предстояло встретиться. Я немного знал об этом генерале, которого некоторые за глаза называли «китаезой». Никаким китайцем Кальеха, разумеется, не был и прозвище свое получил из-за желтоватого оттенка кожи: то ли переболел желтухой, то ли обладал желчным характером. В дни моей юности гости, собиравшиеся у Бруто, частенько обсуждали за столом некоего видного офицера по имени Феликс Мария Кальеха дель Рей. Он был известен раздражительным нравом, но скрупулезностью и педантичностью в военном деле; поговаривали также о его льстивости и жестокости. Но, несмотря на вспыльчивость и крайнюю требовательность, солдатом Кальеха считался хорошим и в армии его уважали. Он был выходцем из знатной семьи и родился в Медине-дель-Кампо, в старой Кастилии. Будучи еще совсем юным, Кальеха принял участие в неудавшейся кампании в Алжире. Прибыв в Новую Испанию около двадцати лет назад, он служил в различных пограничных формированиях, пока из Мадрида не поступил приказ о создании десяти бригад колониального ополчения. Кальеха был назначен командиром бригады в Сан-Луис-Потоси, женился на самой богатой из тамошних невест и благодаря своему происхождению и приданому супруги стал первейшим из местных гачупинос.

Падре, в своей несказанной мудрости, предвидел, что этот генерал окажется самым опасным нашим противником. Почти сразу же после того, как в Долоресе прозвучал призыв к независимости, Идальго послал отряд всадников на гасиенду Кальехи в Бледос, чтобы арестовать генерала. Однако Кальеха в последний момент успел бежать и укрепился в Сан-Луис-Потоси. Поскольку солдат в его распоряжении поначалу было немного, ему потребовалось время, около двух месяцев, чтобы собрать вокруг себя боеспособную армию.

Когда я наконец переступил порог кабинета, генерал воззрился на меня, мягко говоря, без восторга.

Я отвесил низкий поклон.

– Дон Феликс, для меня большое удовольствие...

– Вы вор и бессовестный лжец!

Черт, он знает, кто я такой. Все пропало!

– Вы негодяй, человек без чести, совести, достоинства и доброго имени!

Что я мог на это сказать? Похоже, мне скоро предстоит болтаться на одной из тех виселиц, что я видел сегодня в городе. Неожиданно генерал объявил:

– Ваш дядюшка, да будет земля ему пухом, говорил мне о вас.

Вот тебе и на: оказывается, Бруто в свое время толковал обо мне с Кальехой!

– Его смерть лишь приумножила ваши прегрешения.

– Дон Кальеха...

– Молчать! Вы презренный негодяй!

Он стукнул рукой по столу, на котором лежал пистолет, потом посмотрел на оружие – и его лицо исказила гримаса. Ого, похоже, генералу не терпится пристрелить меня на месте.

Однако он усилием воли овладел собой.

– Вы трусливый пес и не вызываете у меня ничего, кроме отвращения. Я надеялся, что наши пути никогда не пересекутся, и если сейчас мы встретились, то лишь из-за прискорбной кончины вашего дяди. То, что вы живы, в то время как ваш достойный дядюшка и ваша благочестивая тетушка мертвы, есть оскорбление самого Бога!

Достойный дядюшка и... тетушка? Но Бруто никогда не был женат. У меня отроду не было тетушки.

– Я не... эээ... не вполне...

– Молчать! Вы не должны были допустить, чтобы этот грязный lépero, этот вонючий пес Завала убил ваших родных.