Книга Султан Луны и Звезд - Том Арден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правда, госпожа, правда. Но милая госпожа, как бы то ни было, чем бы вы ни были обязаны этому несчастному юноше, он все равно был обречен. Вы смотрите на него теперь, и я вижу вину в ваших очах, но он болен очень давно и безнадежно. Мы не должны дивиться тому, что он скоро умрет. Дивиться надо другому: тому, что он прожил так долго.
На прекрасные глаза девушки навернулись слезы. Она только покачала головой, думая о том, как непредсказуема порой судьба. В ту ночь, когда юноша погрузился в свой последний сон, она была готова обнять умирающего и шептать:
— Милый Джорвел. Дорогой, милый Джорвел.
— Деа?
На террасе луна светила ярче. Симонид дрожал. Страх сковал его сердце. Он крадучись пошел вперед, словно ревнивый любовник. Он шел и шепотом произносил имя принца. Куда он мог деваться? Пропал? Нет, это было невозможно! И прошлой ночью он тоже бродил, охваченный тоской. Куда он мог уйти, как только не в сад? Старик поднялся по белесой лестнице.
— Деа? Деа?
Может, принц спрятался, затаился где-то в густых зарослях? Симониду стало не по себе. Он вновь произнес имя принца и сам удивился — почему разговаривает шепотом? И тут же понял: предчувствие, словно эхо давно отвергнутого дара, прозвучало в сознании старика. Да-да, он все понял, но долгие мгновения миновали, пока старик увидел то, чего так боялся. Предчувствие стало явью.
Симонид притаился за пышными папоротниками. Повсюду царили пряные, густые ароматы: благоухали кусты жасмина и ночные нарциссы. Перья папоротников были такими мягкими, нежными... совсем как ласковые руки женщины, от прикосновений которых Симонид отказывался всю свою жизнь. Это было слишком, это было так невыносимо, но хуже всего было зрелище, представшее перед глазами старика. Отливая то серебром, то золотом, в неземной тишине, принц Деа играл со своим призрачным спутником. Они резвились и играли, прыгали и смеялись.
Симонид ахнул, но не произнес ни слова. Медленно, страдая от боли в изношенных суставах, он спустился вниз. Войдя в покои принца, он постоял около своей жесткой кушетки, подумал и опустился на мягкий, выложенный подушками диван. Слезы застлали глаза старика, когда он ощутил запах тела юноши. Дрожа, сжав в руках подушку, Симонид стал дожидаться возвращения принца.
Этого не должно было случиться. Все то время, покуда Боб странствовал вместе с Полти, он думал, что этого никогда не случится. Может быть, его защищало какое-то особое колдовство, а может быть, просто-напросто его тайные деяния привиделись ему во сне. Но сам-то он понимал, что это не так.
Потом он гадал: а хотел ли он, чтобы это произошло? Когда Боб томился в «холодной», он мечтал только о том, чтобы обрести свободу. Но что такое была его свобода, как не всего-навсего другой плен? Наверное, ему хотелось пробиться через невидимую стену, которая окружала его, а там... будь, что будет! А может быть, он просто был очень пьян.
Боб лежал и смотрел на жестокие немигающие звезды. Рядом с ним, спокойно и ровно дыша, спал Полти. Эли ушел. «Поддеры» улеглись под другую сторону от костра. Жуткое одиночество охватило Боба. Ему вдруг пришла мысль о том, что так было всю жизнь: он отчаянно желал любви и ревниво следил за всеми, кто оказывался рядом с Полти. Боб с отвращением перебирал в памяти события прошедшего вечера. Бедный Боб! Он думал, что Полти принадлежит ему, а Полти его предал. Другому бы на месте Боба стал противен Полти, а Бобу был противен только жирный сводник. Бобу было немыслимо жаль Полти. Сострадание переполняло его сердце. Он придвинулся ближе к спящему другу.
Бедный, бедный Полти! Дрожащими пальцами Боб провел по курчавым волосам, казавшимся при свете луны тускло-лиловыми. О, Полти! Боб коснулся кончиками пальцев скуластого лица друга. Каким оно было когда-то! Совсем другим! Боб любовно вспомнил тот день в конюшне позади «Ленивого тигра», когда это лицо впервые возникло перед ним... Тогда оно было круглое, пухлое, все в веснушках. Наверное, в тот миг Полти произнес заклинание, которым привязал к себе Боба на всю жизнь. Пальцы Боба передвинулись на крепкую грудь Полти, ровно вздымавшуюся во сне.
Пьяные слезы хлынули из глаз Боба. Конечно, конечно, он с самого начала понимал, что Полти — злодей, чудовище в человеческом обличье. Понимал ли? Разве он мог в такое поверить, разве он мог так думать о своем чудесном, волшебном друге? Да и потом: что такое зло, а что такое добро? Нет-нет, Полти не мог сделать ничего дурного. Он просто запутался, и ему нужно было помочь.
Боб стал более настойчив в своих ласках. Полти пошевелился, застонал. На миг Бобу вдруг почудилось, что друг произнес его имя. Арон. Арон. Сердце Боба забилось чаще. Но нет. Глупо было бы верить в это. Полти произнес имя Каты. Полти запрокинул голову, выгнул спину. Знакомые признаки. Боб знал, что другу снится сон. Он знал, что это за сон. Да. О да!
Боб смутно помнил о том, когда впервые позволил себе такие вольности. Некоторое время после возвращения Полти с зензанской войны его адъютант вел себя осторожно. Только в последние дни, во время долгого странствия по пустыне, он снова осмелел. Порой Боб гадал: неужто Полти и вправду забывает о ночных ласках, которыми они друг друга одаривали? Порой, хотя Полти ничего не говорил, Бобу казалось, что он ловит на себе взгляды друга, и по определенным признакам догадывался, что его друг знает об их тайных отношениях. О, если бы это вправду было так!
Спящий Полти снова прошептал имя возлюбленной. Ката. Ката. Ну и что? Это не имело значения. Руки Полти потянулись к Бобу, стали гладить его волосы. Боб был вне себя от счастья. Он был объят бесконечным теплом, он куда-то падал, падал и хотел, чтобы это падение не кончалось... В этом была полнота. В этом было исполнение всех желаний.
— О, Ката, Ката... Боб?!
Полти вдруг проснулся и, откатившись от Боба, резко вскочил.
Дальнейшее произошло быстро. Полти жутко раскричался. Боб неуклюже поднялся и вдруг отчаянно разрыдался. Разбуженные «поддеры» обескураженно лупали глазами. Боб, не разбирая дороги, побрел прочь. Полти бросился следом за ним и стащил с него спущенные штаны. Боб развернулся. Он был в полном отчаянии, он был готов умолять друга о пощаде, но получил несколько сокрушительных ударов крепким, как камень, кулаком — по ребрам, в челюсть, в глаз.
— Грязный ублюдок! Грязный, мерзкий ублюдок! Скотина!
Они отошли далеко от стоянки и теперь были посреди темных барханов. Боб упал на песок. Он даже кричать не мог, а Полти пинал и пинал его ногами и плевал на него, а потом ушел прочь, ругаясь на чем свет стоит. На мгновение Бобу показалось, что где-то рядом и «поддеры». Он вроде бы слышал, как они охают и вскрикивают. А потом Полти злобно рявкнул на них и велел им бросить «грязного ублюдка».
— Пусть подохнет посреди пустыни!
ПЯТОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
Сколько времени прошло?
Казалось, вечность миновала с того мгновения, как он получил последний мучительный удар и плевок. Вязкая слюна расползлась по коже. Но это было не главное. Для Боба ненависть Полти, его жестокость теперь тоже казались вечными. Теперь по лицу Боба текли слезы, и только страшная боль в ребрах удерживала его от отчаянных рыданий. Его зубы стучали. Песок кололся, как битое стекло. О, как глупо он поступил! Как непростительно глупо! Боб пока соображал не слишком четко, но у него мелькнула мысль: уж не сделала ли «холодная» свое дело, не подхватил ли он там какую-то гадкую хворь? А потом он подумал о том, что всю жизнь болен, что вся его жизнь — сплошная болезнь.