Книга Предел невозможного - Алексей Фомичев

Она вошла в комнату, встала у двери, прислонившись к косяку, сложила руки на груди. С улыбкой посмотрела на меня. Потом улыбка погасла.

— Артур! Что с тобой?

Заметила наконец…

— Что произошло? — Она подошла ближе. — На тебе лица нет. Господи, я только что заметила. Болтала, болтала… что с тобой, мой милый?

Мягкая теплая рука коснулась моей щеки. Милена присела передо мной, заглянула в глаза.

— Ты в порядке? Если бы!..

Я встал с кресла, взял Милену за руки и усадил на свое место.

— Посиди.

Она смотрела на меня удивленными глазами, не зная, что сказать. Мое поведение было ей непонятно. И это тревожило.

Я отошел к окну, глубоко вздохнул, словно перед прыжком, и развернулся. Увидел полный тревоги и волнения взгляд Милены и понял, что дальше тянуть не только бессмысленно, но и жестоко. Кашлянул, прочищая горло, и сказал первое слово:

— Милена… Помнишь, я рассказывал о том, что родился в пригороде Тарсата. И там жил.

— Д-да…

— Это не совсем так. В Тарсате я был всего один раз. Когда оформлял бумаги на работу в Самаке. На самом деле я родился совершенно в другом месте. Очень далеко отсюда. И сейчас мне надо возвращаться обратно. Домой.

— Куда? — тихим голосом спросила она. — Где это — далеко? В Америке?

— Нет. Гораздо дальше.

— В Австралии?

— Мой дом еще дальше, чем Америка и Австралия. Я обязан вернуться.

— Когда? — бесцветным голосом осведомилась она.

— Сегодня. Сейчас…

Вся радость, веселье, хорошее настроение покинули Милену в один миг. Она еще толком не понимала происходящего, но уже знала главное — любимый человек покидает ее. Навсегда.

— Мне очень плохо из-за этого, Милена. Я не могу расстаться с тобой. И взять с собой не могу.

— Почему?

— Потому что иначе тебе придется забыть о своем отце, о своем доме, друзьях. О Русинии… Ты никогда не смогла бы вернуться сюда.

Милена отвела взгляд в сторону. Ее глаза начали медленно заполняться слезами. Руки вдруг задрожали.

— Я могу лишить тебя твоего дома, твоей семьи. Твоего мира. И не могу лишиться тебя! И от этого схожу с ума…

— Кто же ты? Откуда пришел, раз твой дом так далеко?

— Я заблудившийся путник. Свернувший с дороги не там и не в то время. Я должен сделать дело и… это невозможно изменить!

Тугой ком встал в горле, мешая говорить. Я видел, как поникла Милена, как плохо ей было от моих слов. И от вида опечаленной девушки мне становилось еще хуже…

— А… скажи, ты давно знал, что… уйдешь? — Слова и ей давались с трудом. Она из последних сил сдерживала слезы, оттого говорила сдавленным голосом. — Давно?

Говорить правду нельзя, но врать я не мог.

— Да… давно. Сразу.

— Почему же ты…

Она встала, отошла в другой конец комнаты, борясь с подступившими слезами и спазмами. Всхлипнула. Несколько секунд молчала, потом резко повернула голову.

— Почему же ты не сказал сразу? Почему вел себя так… словно я тебе дорога? Почему не предупредил, что уйдешь и бросишь? Зачем приезжал в пансионат? Зачем все это?

Если я не хочу сорваться, надо стоять на месте и держать себя в руках. Хотя все человеческое нутро буквально орало: «Подойти к ней! Обними! Успокой! Сделай хоть что-нибудь!!»

Монстр, которому надо будет ставить памятник, держал меня на месте. Монстр, а не я, врос ногами в пол. И продолжал говорить.

— Я не знал, что встречу тебя. Не знал, что полюблю. И что ты… полюбишь… Я вообще не знал, к чему это приведет. Моя вина, должен бьы предвидеть! Я понимаю… что прощения мне не заслужить… И все же… Милена, я не мог иначе. И сейчас не могу. Увезти тебя с собой — сделать твою жизнь несчастной.

Она нашла в себе силы подойти ко мне вплотную. Встала в одном шаге, сложила руки на груди. Лицо раскрасневшееся, глаза мокрые и тоже красные. Дыхание сбито. Во взгляде — обида, боль, разочарование, ненависть, жалость, непонимание. И любовь.

— Как ты можешь решать за меня?! Что мне надо и что нет? Как ты можешь принимать решения?!

— Милена!

— Не надо! Я все понимаю…

— Милена!

Монстр намертво сжал руки и окаменел. Ни жеста, ни единого движения! Иначе будет только хуже.

— Я… — Она подняла голову кверху, останавливая слезы, готовые политься на щеки. — Я… все поняла! И… не виню тебя. Если ты и вправду приехал издалека… Из такого далека! Я немного успела узнать тебя и понять, что так врать ты не станешь. Очень надеюсь на это. Что ж… Ты принял решение. Видимо, ты прав. Я люблю тебя и не хочу думать, как буду жить без тебя. Но я научусь…

— Милена! Я никогда тебе не врал… если не считать места рождения. И сейчас не вру. Я должен уйти, и уйти один. Я люблю тебя, и мне очень тяжело…

— Хватит, Артур! Давай больше не будем. Ты должен уйти — уходи.

Я даже не подозревал, что моя девушка настолько сильная. Получить такой удар и выдержать. Даже не заплакать!! Черт, ну что я делаю?!

— Ты что-то хотела рассказать мне…

— Не стоит, — отрицательно качнула она головой. — Это не важно… теперь. Иди.

Легко сказать! Монстр, переступая деревянными ногами, вышел в коридор. Обернулся на пороге.

Милена вышла следом. Прижалась к косяку, чуть опустила голову, жадно глядя на меня, словно запоминая, потом прикрыла глаза.

— Прощай!

— Прощай…

Мой порыв поцеловать ее перед уходом монстр загасил в зародыше. И погнал прочь от квартиры. Вниз по лестнице — к выходу. Он же не позволил обернуться и посмотреть еще раз на любимого человека. До самого поворота я чувствовал на спине горячий взгляд Милены. Последний взгляд…

— … Словом, все! Аппаратура установлена на всех мирах. Колонии и разведгруппы противника уничтожены. Чтобы закрыть сектор, надо только дать сигнал блокировки. Честно говоря, я и не думал, что мы так быстро сделаем это. И до сих пор не верю… Простите, эмоции…

Битрая шевельнулся в кресле, чуть дернул губами.

— Теперь мы можем быть в полной уверенности, что никто сюда не проникнет и не посмеет помешать нам. Годиан и Земля в безопасности.

— А что со связью? Так же барахлит?

— Да. Причем причины этого я так и не могу отыскать. Не исключаю, что после включения общей блокировки контакт между мирами в секторе вообще будет невозможен.

— Что ж… подходит время и нашего расставания. — Марк сделал паузу и обвел всех присутствующих взглядом. — Пора возвращаться к мирной жизни. Мы успели от нее отвыкнуть…