Книга Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Воинственный шум», о котором говорилось в этой статье, был вызван сообщением петербургского корреспондента Kölnische Zeitung (2.III—17.II), доказывавшего, что Россия готовится к войне и будет готова к ней осенью 1917 г. Статья «Биржевых Ведомостей», которую общий голос (как оказалось, основательно) приписал военному министру Сухомлинову, вызвала шумную радость во французской печати; в германской же воцарилось недоброе молчание.
Успокоительные статьи официозов – «России» и Norddeutsche Allgemeine Zeitung – произвели после этого мало впечатления, как и речи представителей дипломатического ведомства – фон Ягова и С. Д. Сазонова, которые – один в рейхстаге, 1 мая, другой в Гос. думе, 10 мая, говорили о неизменности русско-германских добрососедских отношений и о вреде несдержанности в газетной полемике между странами. «В Германии – расхождение между правительством, полным разумных намерений, и общественным мнением, обуреваемым страстными порывами», – замечал обозреватель Revue des deux Mondes (15.V.1914).
И. Л. Горемыкин после своего назначения на пост премьера сообщил председателю Гос. думы Родзянко, что он желает «сдвинуть законодательство с мертвой точки». 1 марта под его председательством состоялось совещание представителей всех партий, кроме крайних левых, по вопросу о новой большой военной программе. Но думские круги оставались настороженными и недоверчивыми. То их волновал вопрос о депутатской неприкосновенности (привлечение к суду депутата Чхеидзе за оскорбление величества, допущенное в думской речи[214]); то возникала тревога из-за того, что при опубликовании одного закона было произведено редакционное изменение заголовка в принятом палатою тексте. Сенсацию вызвало заявление И. Л. Горемыкина о том, что запросы могут предъявляться только к отдельным министрам, а не к председателю Совета министров (хотя формальную правоту премьера никто не отрицал).
В марте на рижских и петербургских заводах, изготовляющих резиновые изделия (а затем и на других), стали наблюдаться массовые заболевания работниц, выражавшиеся в тошноте, судорогах, обмороках. Так, на заводе «Треугольник» за шесть дней было отмечено свыше трехсот случаев, на табачной мануфактуре – за четыре дня свыше полутораста. Смертных случаев при этом не было ни одного.
Печать забила тревогу; в Думу были внесены запросы. Правые высказывали предположение, что это революционеры устраивают «химическую обструкцию», и в Гос. думе происходили бурные сцены. Заболевания вскоре совершенно прекратились. По-видимому, первые случаи объяснялись духотой и испарениями резины, а затем действовала психологическая зараза. Но эта «эпидемия» послужила поводом для многочисленных забастовок протеста[215].
Вообще забастовки становились все более частыми: петербургские рабочие бастовали по поводу не понравившейся им речи тов. мин. внутренних дел о ленских событиях, по поводу конфискации номера газеты «Правда»; на 1 мая работу прекратили почти все заводы.
22 апреля «Правда» праздновала двухлетие своего выхода (ее несколько раз закрывали, но она тотчас выходила под другими названиями). На заводах производили сбор в «Фонд рабочей печати». В этот самый день крайняя левая Гос. думы по поводу первого выступления И. Л. Горемыкина устроила обструкцию. Группа в двадцать человек начала стучать пюпитрами и громко кричать, и скандал прекратился лишь после того, как 21 депутат (с лидером с.-д. Чхеидзе и лидером трудовиков, молодым адвокатом Керенским во главе) были исключены на пятнадцать заседаний. Горемыкин обратился к Думе с кратким приветствием: «Положение мое самое простое, оно заключается в совместной и дружной с вами работе… чтобы каждый из нас мог, в пределах начертанных ему законами обязанностей, посвятить свои силы служению родине».
Гос. дума отнеслась к новому премьеру сдержанно, а речь министра внутренних дел Маклакова встречена была недружелюбно; при обсуждении сметы его ведомства думское большинство впервые прибегло к демонстративному отклонению кредитов. Зная, что по закону в случае отклонения кредитов остается в силе цифра прошлой сметы, думские партии решили отвергнуть все повышения кредитов по смете министерства внутренних дел. В их числе были кредиты «на наем и содержание помещений в губ. городах». Правый октябрист Танцов указал, что это невыгодно отразится на земских сметах; земец-октябрист Стемпковский, признавая этот факт, возразил, что зато это «заставит министра призадуматься». Кредит был отклонен большинством 159 против 147 голосов. Но когда было предложено отклонить кредит на землеустройство в польских губерниях – поляки голосовали с правым крылом, и кредит был спасен. Так и в Четвертой Думе могло случиться, что решение зависело от польских голосов…
Среди депутатов, исключенных за обструкцию, был с.-д. большевик Малиновский, состоявший с 1910 г. на службе в тайной полиции. Он пользовался доверием Ленина и был членом Центрального комитета партии; через него министерство внутренних дел было хорошо осведомлено о планах большевиков. Но его резкие агитационные речи в Гос. думе возмутили нового тов. мин. внутренних дел Джунковского, который решил прервать с ним сношения и сообщил М. В. Родзянко об истинной роли Малиновского, которому, разумеется, пришлось сложить депутатские полномочия и уехать за границу.
Ленин долго отказывался признать, что Малиновский был агентом полиции; «Правда» объясняла его уход нервным переутомлением и порицала его за недостаток выдержки. Меньшевики, наоборот, злорадствовали. С этого момента правительство утратило свой главный источник осведомления о внутренних делах партии большевиков.
Так как правительство взяло курс в сторону трезвости, общество стало относиться к этой проблеме с иронией. Дума отвергла кредит в 300 000 р. на субсидии обществам трезвости. «Если хотите трезвости, – провозглашал Ф. И. Родичев, – добывайте свободу!» Когда в виде опыта винные лавки в Петербурге были закрыты на второй и третий день Пасхи – рабочие на многих заводах объявили забастовку, «так как вследствие закрытия мест продажи спиртных напитков в предшествующие два дня они лишены были возможности привычным образом провести праздничные дни».
Тем не менее министр финансов Барк уже в апреле мог сообщить, что за последние месяцы вынесено 416 приговоров сельских сходов о закрытии винных лавок. Деревня отозвалась на кампанию в пользу трезвости совершенно иначе, нежели город.
Соотношение партий в Думе оставалось неопределенным, прочного большинства не было. При резком столкновении октябриста Н. П. Шубинского с П. Н. Милюковым думское большинство исключило лидера к.-д., но против исключения Шубинского получилось большинство в три голоса. Председательствовавший в этом заседании прогрессист А. И. Коновалов вышел из президиума, и на его место (303 голосами против 11) избран был товарищем председателя Гос. думы октябрист А. Д. Протопопов.
В одном из своих последних заседаний (10 июня) Дума, при закрытых дверях, полностью приняла военную
