Книга Легенда о сепаратном мире. Канун революции - Сергей Петрович Мельгунов

Произведенное «негласное расследование» дало результаты «в высокой степени» для него неблагоприятные: оказалось, что «этот человек, денежно способный на все, очень мало честный». Высылка не состоялась, но министр вычеркнул Андронникова из состава причисленных к министерству, «придравшись к статье о том, что лица, не посещавшие службы в течение четырех месяцев, считаются выбывшими…» Тогда Саблер подобрал его в министерство православного исповедания. Андронников обиду свою затаил и пытался, где только мог, дискредитировать Маклакова и подорвать к нему «доверие». Это он собирал улики против Маклакова, выставлявшие министра в «смешном виде» перед общественным мнением. Вероятно, от него пошла и слава о знаменитом «прыжке пантеры», который воспроизводил в Царском Селе веселый министр, – Андронников был знаком с царскосельским «камердинером».ТРАВЛЯ СУХОМЛИНОВЫХ

Особой злобностью воспылал «патриот» Андронников во время войны к супружеской чете Сухомлиновых – на суде над бывш. воен. министром прокурор сенатор Носович назвал этого патриота «зловещим растением, от которого исходит смрад и разложение». В показаниях Чр. Сл. Ком. Андронников рассказал довольно подробно о своих отношениях к Сухомлиновым и в сущности показывал, как в действительности создалось «дело» Сухомлинова.

За несколько лет до того, как Сухомлинов сделался министром, Андронников ему написал с просьбой принять и был принят. Поводом для знакомства послужила статья Меншикова в «Нов. Времени», в которой «очень метко» Сухомлинов назывался «еврейским батькой», так как в бытность свою ген. губерн. в Киеве «очень покровительствовал евреям»508. Любознательный князь интересовался «чистосердечным» ответом на это обвинение Сухомлинова. Тот показал ему в папке с бесчисленными адресами, поднесенными в Киеве, «два-три адреса, очень теплых и ласковых»: «Вот что заставило Меншикова разразиться против меня». С этого момента открылась эра «добрых отношений» между двумя собеседниками. Сухомлинов посвятил известного «ходатая» в свои частные семейные дела, в «свое несчастье» – его волновала «травля» в печати по поводу бракоразводного процесса будущей его жены с ее первым мужем Бутовичем. Андронников «сердечно» отнесся к «горю» Сухомлинова и пробовал говорить с одним архиереем, рязанским Дмитрием, который вылетел к нему «чуть ли не с посохом», закричал про Сухомлинова: «Он негодяй – какая-то нечистая сила» и отказался слушать даже об этом «грязном» деле. Андронников прощупал почву у своего духовника, протопресвитера Янышева. Этот оказался более податливым и принял Сухомлинова, последний оценил «услугу» всесильного князя, связанного к тому же с «очень большим тогда человеком», ген. Газенкампфом (помощ. вел. кн. Ник. Ник., которого он знал с детства в качестве преподавателя в Пажеском корпусе, где обучался князь, впрочем, не окончив курса в этом привилегированном заведении). Сухомлинов воспользовался связью, и Андронникову «неоднократно» приходилось быть trait d’union в традиционных распрях между военным министерством и главнокомандующим, состоявшим председателем Совета Государственной обороны. Со своей стороны, Андронникова «заваливала» массою просьб Сухомлинова, выхлопатывая, между прочим, «звезды некоторым генералам». Бывал Сухомлинов на обедах Андронникова, приглашал его после женитьбы и к себе, впрочем, никому не показывая. «Они меня очень, так сказать, оберегали», – показывал Андронников, объясняя это тем, что Сухомлиновы знали, что их «провинциальные родственники и родственницы» для князя «не представляют интереса»: «С первого раза они произвели на меня самое отталкивающее впечатление… я сказал: j’en ai assez, если все такие родственники, они даром мне не нужны».

Впоследствии на горизонте «появился вдруг Мясоедов… Вот я этого никак не мог переварить. Тут я сразу заявил Сухомлинову, что я считаю, что этот жандарм не может бывать у него в доме. На меня… набросилась его жена и заявила, что это все вздор, что это милейший, прекраснейший человек, самый лучший из всех, кто у них бывал. Но я пошел дальше, пошел к министру вн. д. Макарову и просил его… написать подробное письмо Сухомлинову, что такое Мясоедов». Знал Андронников о Мясоедове и питал к нему «антипатию» потому, что часто ездил за границу и слышал «массу не совсем красивых рассказов об этом подозрительном человеке» – «большом гешефтмахере». Встретил Андронников у Сухомлинова и подозрительного австрийского консула Альтшулера, сыгравшего «немалую роль в деле развода», взяв «на себя грязную роль смотреть в щель, скважину». «Это мне не нравилось… Тут я тоже высказал свое мнение»509. На почве личных нападок на «близких к мадам Сухомлиновой людей» расстроились дружественные отношения: «Это чрезвычайно настраивало и возбуждало мадам Сухомлинову против меня, и она находила, что я совершенно лишний и ненужный человек в их доме». Окончательный разрыв произошел весной 1914 г. Столь же всезнающий Манасевич, конкурент князя по влиянию и по способностям на задворках собирать нужные сведения, говорил в Комиссии, что ссора произошла на почве попытки князя, разыгрывавшего в доме министра роль «домашнего друга», раскрыть Сухомлинову «истинную подкладку отношений Манташева к мадам Сухомлиновой». «Тогда Сухомлинов стал расспрашивать, бросился к нему на шею, благодарил (все это, впрочем, видел Манасевич), но потом, как всегда бывало, муж рассказал жене, и Андронникова выгнали».

Андронников сделался заклятым врагом военного министра и особенно «мадам Сухомлиновой». Момент этот совпал с началом дружбы князя с Распутиным, который «уже был 10 лет на небосклоне», но с которым князь «никогда не имел желания… познакомиться». Помог случай. За месяц до войны Андронников возвращался домой на Фонтанку на таксомоторе, как видит, что какой-то господин с извозчика ему машет. Господин бросился в объятия: «Николай Петрович… что же ты меня забыл?» Андронников «удивленно» ответил: «Виноват, ошибаетесь». – «А ты кто же будешь?» – «Я – князь Андронников». – «Я – Распутин. Я про тебя много слышал… Сам Бог тебя мне послал». Доехали на Гороховую уже вместе. Недели через две Андронникову докладывают: “Пришел мужик в поддеве…” “Я принимал всех: у меня двери были открыты… Входит Распутин”. – “Ну, я к тебе… Где твоя молельня?” “Я говорю: “Пожалуйте”. Вошли и помолились там… Потом он сказал: “Дай бумагу”. Я подал листочек. Он написал своими каракулями “сила твоя в духе”. Я, конечно, эти, как написанные его рукою строки, сохранил у себя. Затем он говорит: “А вот что, давай, расскажи мне, что здесь делается…”, и вдруг заговорил о Сухомлинове, которого он очень не любил; он сказал, что Сухомлинов назвал его “скотиной”, говорил, что его “сокрушит”510. Тут у меня появилась добрая надежда, и я решил, что, очевидно, сам Бог мне помогает… Когда я увидел, что Распутин против Сухомлинова, я решил, что, быть может, мне придется воспользоваться Распутиным для того, чтобы в Царском Селе раскрыть некоторые действия Сухомлинова».

Распутин был