Книга Юрий Поляков. Последний советский писатель - Ольга Ярикова

«Это все напоминало плохую комедию. Я убеждал судью, смотревшую на меня с пытливой неприязнью, что никакого контракта никогда не подписывал да еще на двадцать лет. Никаких денег тоже от истца не получал. Тогда вскакивал Харченко и рыдающим голосом кричал: «Юрий Михайлович, побойтесь Бога! В аду гореть будете!» Даже секретарь суда, блеклая, как пещерное растение, девушка взирала на меня с ужасом. Приведенная нашим супостатом массовка по команде начинала укоризненный вой и обличительный плач. Судья требовала от нас доказательных документов, а нашему оппоненту во всем верила на слово. Дело шло к катастрофе… И тут выяснилось, что истцу каким-то дивным образом удалось заручиться поддержкой очень влиятельного депутата, в прошлом правой руки Ельцина, и тот надавил на суд. Я уже был главным редактором «ЛГ» и смог добиться встречи. Когда я рассказал ему, что на самом деле стоит за всей этой историей, он аж поперхнулся (мы пили чай с сушками):

— Мне, конечно, постоянно привирают. Но вот так, вчистую, еще никто не дурил!

Оказалось, Харченко убедил этого влиятельного человека, будто я присвоил себе написанный им роман.

Депутат снял трубку спецсвязи и сказал:

— Это я, Паша… Узнал? Тут вот какое дело…

На следующем заседании судья смотрела на меня с таким лучезарным восторгом, словно именно со мной пережила свое самое яркое и многократное женское счастье. В течение десяти минут все было закончено — и авторские права на мой роман признали за мной…»

А Кирилл Мозгалевский и Владимир Нахабцев сняли восьмисерийный фильм «Козленок в молоке», где заняты замечательные актеры — Спартак Мишулин, Алена Яковлева, Юрий Васильев, Александр Семчев и многие другие.

* * *

После успеха «Козленка…» Поляков, придя в себя после пережитого неверного онкологического диагноза (о чем будет рассказано, когда пойдет речь о романе «Гипсовый трубач», главному герою которого Кокотову Поляков «подарил» этот эпизод своей биографии), задумывает новый большой роман. В интервью газете «Щит и меч» в июле 1998 года он поделился творческими планами с писателем-фронтовиком, в недавнем прошлом главным редактором «Литературной России», где Юрий печатал стихи и статьи, Юрием Тарасовичем Грибовым. В ответ на вопрос Грибова, каковы его творческие планы, Поляков ответил: «Пишу роман. Это большая вещь о моем поколении, события охватывают почти тридцатилетний период. Хочу разобраться в том, что случилось со страной и с нами самими. Предвижу, что роман многих разозлит, ибо либеральную версию последнего десятилетия нашей истории я не приемлю. Либеральные новомученики, вроде оскандалившегося Собчака, мне смешны. Это скорее опереточные персонажи — поэтому, наверное, в романе столько сатирических страниц. Но и чисто «почвеннический» взгляд на случившееся меня полностью не устраивает. Истина, как всегда, где-то посредине. И открывают эту истину с помощью творческого чутья, как правило, художники. Потом ученые, поразмыслив и повозражав, подтверждают их правоту. И наконец, репортеры приписывают честь этого открытия себе…»

В 1996-м газета «Труд», где на протяжении нескольких лет публиковался Поляков, отказалась взять его статью «Словоблуждание», объяснив свой отказ тем, что в ней он «порочит журналистское сообщество». «Эта статья может появиться только в газете «Завтра»!» — твердо заявил ему главный редактор Александр Потапов. Поляков поспорил, что опубликует свой текст в официозной «Российской газете», и выиграл пари: статья, посвященная негативной роли «четвертой власти» в формировании общественного сознания, вышла в «РГ» в начале февраля политически насыщенного в преддверии президентских выборов года.

«…Помните знаменитые утренние очереди к газетным киоскам во второй половине восьмидесятых? Да, журналисты стали властителями дум, но не потому, что умели думать и понимать происходящее лучше остальных, а потому, что наступила эпоха легализации кухонных споров. А «письменные» люди как раз и оказались обладателями средств, необходимых для этой самой легализации, — газетными полосами и микрофонами. Свою приватизацию они начали еще тогда, когда Чубайс только торговал цветами в Ленинграде.

Вы никогда не задумывались, почему первыми звездами перестроечной прессы стали в основном журналисты-международники? Конечно, они знали многие приемы западных СМИ, непривычные и заманчивые для неискушенного советского потребителя информации. Но есть и другая причина: они в силу своей специальной идеологической подготовки лучше других владели черно-белым методом подачи материала, незаменимым в любой политической борьбе. Только объектом этого метода стала теперь не западная «империя зла», а собственная страна, для которой даже не потрудились придумать какие-то новые определения, механически перенеся на нее все «прибамбасы» советской международной журналистики. Характерно, что, отбомбившись по собственной стране, ставшей вдруг «империей зла», отстрелявшись по обитавшим в ней «совкам», многие из буревестников «нового мышления» мирно отлетели с родного пепелища собкорами в более благополучные страны. Оно понятно: копаться в соблазнительно-грязном белье принцессы Ди куда приятнее, чем копошиться на обломках державы, разваленной не без твоей помощи.

Но, может быть, я злостно преувеличиваю роль журналистов в разгроме страны? Сходите в библиотеку и полистайте газеты за декабрь 91-го, когда бабахнуло Беловежское соглашение: восторг, переходящий в исступление. Почти никто из газетных аналитиков не заметил, что Россия в одночасье лишилась своих исконных территорий, а русские превратились в разделенную нацию. Зато «письменный» люд очень забавлялся тем фактом, что столицей СНГ стал Минск, а не Москва.

Именно либеральные журналисты начали… выбраковку тех, кто за реформами старался видеть и людей. Делалось это так. Один, не совладавший с собой на трибуне, тут же превращался в «плачущего большевика». Второй, заикнувшийся, что Крым хоть и далеко, но нашенский, сразу становился «ястребом». А третий, имеющий мозги и внешность ярмарочного попугая, не совладавший ни с одним из порученных дел и собиравшийся подарить Курилы японцам, как пасхальное яйцо, был и остается ну просто светом в телевизионном окошке. Такого не то что снять с должности — отругать-то по-настоящему нельзя: пресса сразу же заревет, как ребенок, у коего отбирают любимую игрушку!

Прессу же бить нельзя — она как бы ребенок, у которого помимо любимых игрушек есть еще рогатка, — и дитятко, осерчав, может запросто вышибить глаз любому взрослому политику. А еще может наябедничать строгим заокеанским дядькам про нарушение в России прав обычно какого-нибудь конкретного и — желательно — со здоровым диссидентским прошлым человека, ибо нарушение прав большого количества людей, даже всего народа, на языке политических лидеров называется не иначе как революционным реформированием общества.

Общественное сознание стало жертвой если не словоблудия, то по крайней мере словоблуждания СМИ, а за ними следом по кривым постсоветским дорожкам побрел и наш газетопослушный соотечественник. Чтобы не тратить время на многочисленные примеры, я вновь отсылаю вас к газетным подшивкам. Прочитайте подряд статьи какого-нибудь вашего журнально-эфирного любимца, написанные в течение буквально одного года, и вы убедитесь: его взгляды и оценки недолговечнее дешевых женских колготок. Неизменны лишь визгливо-самоуверенный тон и нетерпимость к думающим иначе.