Книга Битва двух империй. 1805-1812 - Олег Соколов

Генерал Анри Бонналь в своей работе, посвященной началу войны 1812 г., отмечал: «Настойчивость, с которой Наполеон приписывал русским проект начать войну наступлением на Варшаву, доказывает, что он считал, что их армия наполнена таким же безудержным наступательным духом, как в 1806–1807 гг., и тем, что сторонники „русской партии“ жаждут наказать поляков за их любовь к Франции, захватив герцогство Варшавское».

Действительно, ожидание русского нападения стало буквально навязчивой идеей. Последние указания о том, что делать в случае наступления неприятеля, были даны 20 и 21 июня (!) в письмах, обращенных к королю Жерому, иначе говоря, за 2–3 дня до перехода через Неман!

В эти последние дни, предшествующие войне, продвижение французских войск становилось все более и более трудным. Теперь колонны соединялись, сближались, и все дороги были уже до отказа забиты войсками. В начале похода расстояние между колоннами было достаточно большим, и полки на марше имели возможность нормально размещаться на ночлег и неплохо питаться, так что участники будущей войны с ностальгией вспоминали об этом периоде. Вот что, в частности, вспоминал фузилер-гренадер Императорской гвардии Анри Шельтенс: «Это было поистине удовольствие, идти по прекрасным дорогам, проходящим среди живописных мест, в эти погожие весенние дни. Каждый вечер мы располагались на постое у жителей, иногда удачно, иногда не очень. Не всегда попадаешь к богачам, но добрые немцы делали все, что возможно, для нас, хотя я думаю, без особой радости. Но солдат мало беспокоится о том, как настроен хозяин дома, в котором он располагается. Если ему не дают по-хорошему, он возьмет по-плохому».

Теперь же войск было столь много, что они обчищали все на своем пути, словно стаи саранчи. Вдобавок немецкие союзники нередко позволяли себе бесчинства, и Наполеон сделал строгие выговоры маршалу Нею, в корпусе которого отличались своей недисциплинированностью на походе вюртембергские контингенты, и королю Жерому. Император писал последнему: «Очень жалуются на дисциплину ваших войск, говорят, что у вас каждый делает, что ему в голову взбредет». Однако подобных мягких замечаний явно не хватало. Вюртембергский капитан фон Зуков вспоминает, что при приближении его дивизии «крестьяне прятались в лесах со своим скотом и самым ценным, что у них было, когда мы вступали в деревню, мы обычно находили дома пустыми».

Офицер Вислинского легиона Брандт вспоминает, что командир отряда, встретившийся ему в Торне, рассказал ему о беспорядках, творящихся в округе: «Каждый, говорил он, делает, что хочет, берет, где может… Французы, итальянцы, вюртембержцы, баденцы, баварцы и даже поляки разоряют весь край. Если так будет продолжаться долго, мы съедим друг друга, как голодные крысы. Наверно, император слеп, если он терпит подобные безобразия».

Нет, император не был слеп, конечно. Но он полагал, очевидно, что главное — довести эту массу войск до столкновения с неприятелем, а там короткая битва, и все кончится. Мародеров иногда расстреливали, но в большинстве случаев на них просто закрывали глаза. Солдат Якоб Вальтер из вюртембергского контингента вспоминает, как он и его товарищи разграбили маленький польский городок Кальвария: «Этот городок был польским, то есть дружественным нам. Жители обратились с жалобой к королевскому принцу. Он отдал приказ расстрелять первого из солдат, которого увидят вне лагеря… Решимость принца действительно впечатляла. Он бегал перед фронтом войск и направлял свой пистолет то на одного, то на другого солдата. Мы боялись, что он выстрелит и ещё убьет кого-нибудь. Однако нехватка продовольствия успокоила его гнев и удержала его руку».

Не всегда, впрочем, все ограничивалось для солдат тем, что их начальник угрожал пистолетом. Во французских частях, особенно в корпусе Даву, беспощадно работали военно-полевые суды, и расстрелы здесь были не редкость.

Тем не менее за несколько дней до подхода к Неману грабеж стал, если так можно выразиться, официальным. Полковник Сен-Шаман вспоминал: «Мы получили приказ забрать все, что мы найдем из зерна, спиртных напитков и скота во время нашего размещения на квартирах… Выполнение этого приказа было крайне неприятно для всех наших офицеров, потому что после того, как мы хорошо провели время у местного помещика или богатого фермера, где нас часто принимали лучше, чем во Франции, мы вынуждены были, уходя, в качестве благодарности, забрать упряжки, зерно и скот… Я думаю, что все офицеры, так же как и я, старались максимально смягчить судьбу тех, у кого мы реквизировали запасы, но даже при этом ущерб, который мы наносили, был огромным».

Таким образом, война еще не началась, а ее бедствия уже очень остро почувствовали жители Восточной Пруссии и многих регионов герцогства Варшавского.

Пока солдаты и офицеры набивали свои повозки зерном и мукой, последние приготовления к войне заканчивались. Вечером 12 июня император прибыл в Кенигсберг, где четверо суток будет находиться его ставка; откуда были направлены указания о подготовке к форсированию Немана. Действительно, если Наполеон до сего времени считал русское наступление очень вероятным, то теперь он был почти уверен, что первый шаг вперёд сделают его войска и война начнется на территории Российской империи.

15 июня в Кенигсберге Наполеон отдал первые конкретные распоряжения о переходе через Неман. В письме Евгению Богарне император указал: «Моим желанием является перейти (Неман) между Ковно и Олитой. Я могу навести через реку 4 или 5 мостов одновременно и переправить 1, 2 и 3-й корпуса, а также Гвардию, возможно также 4-й и 6-й корпуса. Вся эта масса быстро двинется на Вильно. Если всё произойдет таким образом, вестфальский король двинется быстрыми маршами из Новогрода на Белосток, чтобы следовать за Багратионом. Я думаю, что первые выстрелы будут сделаны либо 22, либо 23 июня неподалеку от Ковно».

Как видно из этого распоряжения, окончательный оперативный план появился у Наполеона только буквально в последние дни перед началом кампании. Основной принцип плана остался прежним — разгромить русские войска в одном-двух сражениях на границе и тем самым решить участь войны в самые короткие сроки. Однако конкретный способ исполнения этого общего плана вырисовался только к середине июня. Как видно из письма императора, ни о каком разрезании русских армий не идет речи. Задача очень простая: выдвигая левое ударное крыло вперед, обрушиться на главные силы 1-й Западной армии, в то время как действия армии Багратиона должны были быть скованы продвижением вперед группировки Жерома Бонапарта.

Как следует из приведенного документа, даже 15 июня император еще не очень четко представлял себе, что будет делать центральная группировка под командованием принца Евгения (4-й и 6-й армейские корпуса и 3-й кавалерийский корпус). Ее предназначение должно было определиться в зависимости от дополнительных сведений о неприятеле. Нужно сказать, что на тот момент информация о русской армии, которой располагал Наполеон, не была, конечно, столь точной, как те данные, которые в свое время присылал Чернышёв своему правительству, но в общем и целом она соответствовала реальности. Сведения о противнике были получены как от агентов на территории России, так и от дезертиров, прибывавших в расположение Великой Армии.