Книга Реформы и реформаторы - Александр Каменский

Судьбы первых петербуржцев, вынужденных заново организовывать свою жизнь в еще не обжитом месте, в чужом окружении и в непривычных условиях, складывались по-разному. У кого-то из них именно в этих необычных обстоятельствах обнаруживались способности, энергия и предприимчивость, которые в иных условиях, возможно, никогда не реализовались бы. Другие, как, например, вологодский купец Иван Рыбников, разорялись и даже становились на путь преступлений, заканчивая свою жизнь в тюрьме или на каторге[117]. Нередко переселение в Петербург или вынужденное участие в каких-то затеях царя-преобразователя вело к распаду семей: «Женщины часто оказывались покинутыми и не знали о судьбе своих мужей. Мужья могли быть беглыми, посланными в армию, уехавшими на заработки, посланными в Петербург, в Азов, за границу, на каторгу и проч.»[118]. Поскольку законный развод при этом был крайне затруднен, люди прибегали к нелегальным способам. Широкое распространение в это время получает двоебрачие, причем Петербург «оказывался исключительно удобным местом для двоебрачия – здесь никто никого толком не знал, обмануть священника при венчании было нетрудно»[119].

Общему «падению нравов» способствовало перемещение по стране огромных масс людей, их отрыв от естественной для них среды обитания, а значит, и от привычных норм поведения (их соблюдение контролировалось городской или сельской общиной, к которой принадлежал человек). Документы того времени свидетельствуют, что внебрачные связи возникали по большей части не между мужчинами и женщинами, принадлежавшими к одной и той же общине, но между местными жителями и приезжими – военными, чиновниками, торговцами, работниками и т. д. Понятно, что Петербург, где приезжими были все, где никакие традиционные – родственные, соседские, хозяйственные – связи еще не были налажены, где много мужчин оказывались надолго оторванными от своих семей, создавал в этом отношении особенно благоприятную среду.

А ведь при этом надо вспомнить, что Петр I стремился изменить положение женщины в обществе, в том числе и посредством вмешательства в порядок заключения браков и оформления разводов, что прежде находилось исключительно в ведении Церкви. Еще в 1704 г. царским указом было установлено, что за шесть недель до свадьбы должно быть обручение, и за это время жених и невеста вольны переменить свое решение. Так впервые было законодательно утверждено право женщины на выбор мужа. В 1720 г. новый указ объявил свободу от брачных уз для женщин, чьи мужья были приговорены к вечной каторге и тем самым приравнивались к умершим.

Примера высоконравственного поведения не давал своим подданным и сам царь, сославший в монастырь первую жену и много лет проживший вне брака с «портомоей» Екатериной и наконец женившийся на ней и сделавший ее, лютеранку по рождению, русской царицей. Нередко «падение нравов» в петровское и более позднее время приписывают также влиянию иностранцев, огромный поток которых хлынул в Россию в правление Петра I. Отчасти это справедливо, поскольку среди тех, кто откликнулся на призыв царя, было немало людей без твердых моральных принципов да и просто авантюристов. К тому же и оказавшиеся вдали от родины иностранцы также были выключены из привычной культурной и социальной среды и чувствовали себя свободными от необходимости соблюдать диктовавшиеся этой средой правила поведения. Однако не следует думать, что патриархальные нравы допетровской Руси носили исключительно высоконравственный характер, а вся жизнь общества была организована согласно правилам «Домостроя», в котором, конечно же, представлена не реальная картина русского общества, а идеальная – та, какую хотел бы видеть автор.

От обсуждения порожденных Петровскими реформами общественных нравов имеет смысл перейти к разговору о культуре того времени в целом. Обычно, когда затрагивается эта тема, вспоминают о реформах алфавита и календаря, об основании первой газеты и первого музея, о развитии наук и медицины, о печатании светских книг и создании учебных заведений, о театральных представлениях и петровских ассамблеях. Описывая все эти новшества, принято говорить об обмирщении, секуляризации культуры и о том, что благодаря реформам Петра I появляется светская русская культура. Все это, несомненно, справедливо.

Действительно, именно нововведениям Петра мы обязаны появлением того, что мы привыкли называть русской культурой. Это была культура, ориентированная на европейские образцы, усвоившая ценности и знаковую систему европейской культуры, впитавшая и переработавшая по-своему ее достижения. Благодаря этому уже в XIX в. русская культура приобрела общемировое значение. Великая русская литература, русская музыка, русская живопись, русский театр, русский балет – все это не могло появиться без Петра I и его преобразований. А без этой европеизированной культуры Россия не стала бы членом мирового культурного сообщества. Русская культура – это весьма весомый вклад русского народа в мировую цивилизацию.

Однако и в этой сфере итоги Петровских реформ были трагически противоречивы. Европеизация России была осуществлена Петром I таким образом, что новая культура стала достоянием лишь малой части народа. Вспомним, что, вводя европейское платье и заставляя брить бороду, царь распространял эти новшества далеко не на всех своих подданных, позволяя большинству из них – крестьянам – сохранять свой традиционный облик. Таким образом, новая культура изначально формировалась как элитарная, предназначенная для «просвещенного» меньшинства и недоступная «невежественному» большинству. Результатом этого был «культурный раскол» русского народа, который стал, по существу, его трагедией. Причем с течением времени пропасть между носителями новой культуры, которую теперь стали именовать русской культурой, и теми, для кого она оставалась чужой, все более расширялась. Это была пропасть непонимания, отчуждения и даже враждебности.

В советских школьных учебниках часто с насмешкой описывали ситуации, когда русские крестьяне воспринимали своего говорившего по-французски барина как «немца», а одевшегося, как ему казалось, в русское национальное платье славянофила принимали за перса и когда крестьяне доносили на интеллигентов, «ходивших в народ», в полицию. На деле все это было знаком величайшей беды русской истории, грозившей, как показали события ХХ в., разрушительными социальными потрясениями. Но парадокс в том, что и славянофилы, и народники были тоже порождением Петровских реформ.

Необыкновенно стремительно, на глазах одного поколения изменившиеся в царствование Петра I условия всей русской жизни и система ценностей уже вскоре породили в образованной части общества высокую степень рефлексии. Не случайно именно в петровское время зарождается русская историческая наука и появляются первые русские мемуары: люди начинают осознавать движение времени, значимость происходящих на их глазах событий, смысл которых они пытаются постигнуть. Русского человека начинают волновать вопросы о его месте и роли в мире, среди других народов, он начинает мучиться проблемой разрыва между усвоенными им ценностями европейской культуры и образования и национальной культурной традицией. Общественное сознание питается одновременно и идеями имперской идеологии, предполагающими сознание собственного превосходства, и реалиями культурной зависимости.