Книга Император Мэйдзи и его Япония - Александр Мещеряков

Осенью прошлого года Россия начала было выводить свои войска из Маньчжурии. Но за зиму Николай II попал под влияние малокомпетентных и нечистых на руку советников, группировавшихся вокруг отставного ротмистра, а ныне статс-секретаря А. М. Безобразова. Эти люди возбуждали в государе воинственно-поэтические настроения, которые полностью игнорировали реальность. Военный министр генерал А. Н. Куропаткин отмечал в своем дневнике, что Николай желает «взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы»[290]. Двоюродный брат Безобразова, контр-адмирал А. А. Абаза, писал: «Русская железная дорога в Маньчжурии являлась как бы торжественно развернутым национальным флагом победоносного шествия России по захватываемой чужой территории»[291]. Флаг было решено не сворачивать, а соглашение о выводе войск – не выполнять. Русские военные корабли отправились в Чемульпо.

Это немедленно вызвало новый всплеск антироссийских настроений в Японии. Японских православных стали обвинять в том, что в обряд крещения необходимым элементом входит попрание портрета Мэйдзи, а против самого отца Николая развернулась газетная кампания, пытавшаяся доказать, что он является шпионом[292]. Что, разумеется, полностью противоречило действительности. Опасаясь провокаций, полицейские стали охранять православную миссию в Токио еще усерднее.

В конце апреля Мэйдзи посетил 5-ю промышленную выставку, состоявшуюся в Осака. Раньше Осака славилась как «кухня Японии», теперь ввиду множества построенных там заводов она получила название «столицы дыма». В Осака Мэйдзи впервые довелось услышать фонограф. Его владельцем был некий Мацумото Такэтиро. Мэйдзи купил у него аппарат за 75 иен. Несколько позднее Мацумото преподнес своему императору пять валиков: национальный гимн, запись военного сказа «Кусуноки Масасигэ и битва при Сакураи» и три валика с военными песнями. Вполне достойный подарок для человека, который был главнокомандующим японской армией. Отныне фонограф сделался любимым развлечением императора.

Заехал Мэйдзи и в Киото. Как-то во время ужина он сказал Харуко, что хотел бы покоиться на красивейшей горе Момояма, расположенной к югу от города. Когда-то на этой горе располагался Фусими – замок Тоётоми Хидэёси.

В апреле Министерство образования объявило, что отныне в начальной школе запрещается использование учебников, которые не были подготовлены в его недрах. Кроме самого Министерства образования, учебники теперь визировали представители армии и военно-морского флота.

Электричество начинало свое победное шествие по Японии. В ноябре по улицам Токио пустили первый трамвай. На маршрут вышли сто вагонов. Каждый из них был рассчитан на 44 пассажира. Трамваи курсировали с периодичностью в одну минуту. Услугами нового вида транспорта в первый же день воспользовалось около 90 тысяч человек. Бизнесу рикш был нанесен смертельный удар.

В этом году в Токио открылся первый кинотеатр. Фильмы в Японии показывали с 1896 года, но постоянных кинотеатров не существовало. Каменное здание получило название «Дэнкикан» – «Электрический дворец».

В Японии издавна огромной популярностью пользовался театр. Однако до правления Мэйдзи статус актера был невысок, а само театральное действо считалось искусством низким. На сцене актеры, игравшие в исторических пьесах, могли быть одеты в шелка и изображать самураев и даже князей, но в «высшем обществе» их не принимали, актеры образовывали нечто вроде касты неприкасаемых, их положение было почти таким же, как у нищих и попрошаек. Однако вместе с театрализацией государственной жизни, вместе с вовлечением все большего количества людей в массовые действа власти поднимался и статус актера.

В сентябре этого года в возрасте 66 лет скончался Итикава Дандзюро IX, великий актер традиционного театра Кабуки. В его похоронах участвовал даже Ито Хиробуми. В прощальном слове он отметил, что актер являлся одним из наиболее выдающихся людей своего времени. В пору юности Дандзюро такие слова произнесены быть не могли. Теперь же он стал рассматриваться как часть национального достояния. Его театр был традиционным, но Япония стремительно входила в западный мир, где в это время актер постепенно становится творцом картины мира, где все большее место занимает лицедейская составляющая. До сегодняшнего дня, когда актер является еще и властителем дум и универсальным образцом для подражания, оставалось еще далеко, но процесс превращения ремесла лицедейства в «высокое» искусство перевоплощения уже начался.

Итикава Дандзюро IX

Газеты и публика требовали войны все настойчивее. Воздух был настолько отравлен военными испарениями, что даже хризантемы, представленные на традиционном императорском осеннем приеме, показались доктору Бёльцу похожими на шеренги солдат[293]. Люди повторяли слова, будто бы сказанные премьером Кацура Таро: каждый год правления Мэйдзи, который кончается на цифру «семь», приносит международный конфликт: в 7-м (1874) году – это был Тайвань, в 17-м (1884) году у нас были проблемы с Кореей, в 27-м (1894) случилась война с Китаем. Так что же нас ожидает на 37-м (1904) году?[294]

Ответ напрашивался сам собой. Поскольку зачинщиком всех предыдущих конфликтов была Япония, следовало ожидать, что теперь она нападет на Россию. Японские политики заручились поддержкой Англии, японские публицисты твердили об азиатской солидарности. В этом году Окакура Какудзо опубликовал на английском языке книгу «Идеалы Востока». Она начиналась со слов: «Азия едина». Оценивая войну с Китаем, он утверждал: «Китайская война, которая обнаружила наше превосходство в восточных водах и которая привела наши отношения к еще большей взаимной дружбе, представляла собой естественный выход национальной энергетики…»[295]

Окакура Какудзо был замечателен своей почти что детской откровенностью. Искусство для него – это война, а война – искусство. «Техника [мастера] – не что иное, как оружие, используемое в войне, которую ведет искусство; научное знание анатомии и перспективы – интендантство, которое поддерживает силы армии. Эти вещи японское искусство может спокойно заимствовать с Запада, не боясь утерять свою природу. Идеалы же – это такие пространства, в которых движется художественная мысль, они – стратегия, которой придерживается естество страны во время войны»[296].