Книга Михаил Горбачев: Жизнь до Кремля - Николай Зенькович

23 мая. Большой Кремлёвский Дворец (БКД). Вечером обед в честь Ким Ир Сена.

Состояние К.У. Черненко неважное. Видимо, нагрузка оказывается непосильной. Явно сдал ещё. Опять из комнаты Политбюро (в БКД) до Владимирского зала шли с перерывом (он сел и отдохнул). Беседу ведёт трудно. Быстро устаёт. Выручал М.С. Горбачёв (по-моему, с удовольствием встревая в беседу) и, в основном, А.А. Громыко. Несколько реплик подал Н.А. Тихонов.

Все видят состояние Черненко. Когда окончился ужин, возвратились в комнату Политбюро, посидели немного, он говорит: «Вот, устал. Втягиваете вы меня на всякие мероприятия. Надо как-то сокращать их» (?!). Несколько шагов до лифта — его поддерживали прикреплённые из охраны. После — Тихонов и Громыко, проявляя заботу, стали убеждать находившихся рядом членов Политбюро, что действительно надо беречь Константина Устиновича, ему нельзя давать такую нагрузку и т.п. Что было отвечать на это?! Такая ведь работа у Генерального секретаря. И так встречи и беседы сокращены до минимума. Он никуда не ездит, даже по стране, по Москве.

21 июня. В БКД обед в честь президента Франции Ф. Миттерана. Он находился с официальным визитом в СССР. Опять К.У. Черненко был в заторможенном состоянии. Явно не здоров. Почти не участвовал в беседе, только «да», «да». Всю нагрузку взял на себя М.С. Горбачёв. Был активным, успешно «занимал» Ф. Миттерана, а также министра иностранных дел Шейсона. Улыбаясь, вёл себя непринуждённо. Показывал эрудицию. Иногда в разговор вступали А.А. Громыко и Н.А. Тихонов.

19 июля. М.С. Горбачёв вёл первое в своей жизни заседание Политбюро.

На первых порах робко, как-то неуверенно. Всё обращается к «старикам» — их мнение. Явно подчёркивает свой демократизм, коллегиальность. Формулировки выводов, итогов расплывчатые, с оглядкой. Так начинал. Мало говорил, больше слушал. А потом…

30 июля. Политбюро. Вёл заседание М.С. Горбачёв.

Перед началом в «Ореховой» Горбачёв повёл разговор о приближающемся 73-летии К.У. Черненко и награждении его. Накануне, рассуждая, что дата не круглая, решили ограничиться орденом Ленина. Все согласились. Но встал вопрос, как отнесётся к этому сам Константин Устинович? Тогда поручили Горбачёву переговорить с именинником. И вот сейчас Горбачёв рассказал, что говорил, «подходил к этому вопросу издалека, прямо не назвал, что имеется в виду, попытался сделать так, чтобы Черненко сам понял. Но собеседник говорит: «Как вы решите — восприму с удовлетворением». Горбачёв сделал вывод, что тот имеет в виду третью звезду Героя Соцтруда. (Как было на самом деле — сказать трудно. Во всяком случае Михаил Сергеевич склонялся к тому, чтобы не обижать генсека — дать третью Звезду. Так и порешили.)»

Умирать подано?

В. Прибытков:

— Начиналась болезнь странно. Очень странно. Я, пожалуй, один из немногих, кто присутствовал при первых её «проявлениях»…

Восемьдесят третий год. Со дня смерти Брежнева прошло всего несколько месяцев. На посту Генерального — Юрий Андропов. Константин Устинович, по строгому партийному табелю о рангах — второй человек в партии. Он направляется в Крым. С ним вместе — жена Анна Дмитриевна, сын Владимир со своей супругой, внук Костя. Маленькому Косте Черненко, названному в честь деда, лишь два с половиной года. Берёт с собой и меня. У меня командировка подобного рода первая. Раньше Черненко помощников «в отпуск» не брал…

Никаких иллюзий не питаю — предстоит однообразная нудная работа: читка и обработка оперативной информации, всяких там шифровок, ежедневные доклады… Где-то невдалеке будет шуметь море, в котором, если повезёт, разок-другой искупнусь…

У шефа начинается обычная курортная жизнь. У генеральных секретарей «пляжный распорядок» не слишком отличается от простых людей. Черненко весь день на море. Купается, загорает и… вовсю ворчит на своего охранника — Владимира Семёновича Маркина.

— Ты чего, Володька, всё около меня крутишься? Я ж лучше тебя плаваю… — подначивает он Маркина. — Я ж с енисейской закалкой… Это знаешь какая река?

— Знаю, знаю… — добродушно ворчит Маркин, но продолжает «наступать на пятки». Черненко снова идёт к воде, плывёт на спине, невзирая на запретные буйки, уходит далеко в море. А Маркин знай «гнёт свою линию» — по-прежнему в двух-трёх метрах… Не покидает. Препирались они так, препирались, вылезли из воды и уселись на песке. Рядышком сидят. Разница в годах большая, а выглядит Черненко неплохо. Всё ж 72 года. Возраст приличный, но, видимо, влажный морской воздух на пользу. Даже про астму бронхиальную, что его давно мучает, забывать стал.

В трёх или четырёх километрах от этой дачи располагается другой правительственный санаторий, рангом пониже. Там отдыхает В.В. Федорчук — недавний председатель КГБ Украины, после Андропова ставший председателем КГБ СССР, потом назначается министром внутренних дел и носит чин генерала армии.

Ни в одной из упомянутых служб подчинённые его не любили. Больше того — боялись: из-за жестокого необузданного нрава, солдафонства, прямолинейности и приверженности к необъяснимым запретам, как-то: не иметь милиционерам в личном владении садово-огородных участков и автомобилей…

Но в данном случае — на черноморском берегу — он не занимается ведомственным указотворчеством, а коротает время за рыбной ловлей. Сам ловит ставриду, сам солит и сам коптит…

Именно Федорчук и появляется в один прекрасный летний вечер в резиденции Генерального секретаря с увесистым пакетом рыбы из собственного улова. В принципе, в этом визите не было ничего необычного — Федорчук и Черненко давно знали друг друга.

Скумбрия была на удивленье хороша. Свежая, жирная, чуть солоноватая. Под свежую отварную картошечку просто объедение.

Угощалась черноморским деликатесом вся семья. Анне Дмитриевне рыба очень понравилась. По её признанию, трудно было оторваться.

А ночью с Константином Устиновичем плохо. Боли в животе. Рвота. Сильное отравление. В крайне тяжёлом состоянии его срочно переправляют в Москву. Так спешно, что даже я — ближайший помощник — узнаю об этом лишь утром.

Что произошло? Говорят, вроде рыба оказалась не слишком свежей…

Ну и дела! Все члены семьи живы и здоровы. У Анны Дмитриевны ни малейших признаков недомогания. А Константин Устинович в кремлёвской реанимации. Просто удивительная ставрида «точечного бомбометания»!

— Что с ним произошло? — спрашиваю я сразу же по возвращении в столицу у самого главного медика страны — академика Евгения Ивановича Чазова.

Тот отчего-то прячет взгляд, уводит глаза в сторону. С трудом выуживаю у него признание:

— Вирусная инфекция…

— ?!

Внятного, вразумительного ответа я так и не услышал. Что ж, медицине виднее. На то она и медицина. Но идёт время, а состояние Черненко почти не улучшается. Или улучшается, но очень медленно — оно не такое, как было до Крыма.

Проходит время… Умирает первый человек в партии и в государстве — Юрий Владимирович Андропов, мой шеф становится Генеральным секретарём партии. То есть для правительственной медицины — объект № 1.