Книга История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Как бы то ни было, но запорожцы не вняли советам Гордиенка и, схоронив своего печальной памяти кошевого атамана, навсегда покинули владения Крыма. Перейдя под власть России, они ждали только открытого признания их со стороны русской императрицы сынами русского отечества. Они с большим напряжением ожидали возвращения своих депутатов из Петербурга и все надежды свои в этом случае возлагали на своего ближайшего защитника и ходатая графа фон Вейсбаха.

Июня 5-го дня граф Вейсбах известил «благородного и высокопочтенного» кошевого атамана Ивана Малашевича о том, что бывший Запорожский судья Решетило да атаман Прокофий Федоров уже возвращаются из Петербурга в Кош. В Петербурге они были допущены пред очи ее императорского величества и «изустно от ея величества обнадежены о оставлении всему низовому запорожскому войску вины и о содержании всемилостивейшей ея императорского величества протекции»; находясь же в Петербурге, пребывали во всяком довольстве и получали высочайшие милости: на содержание по приезде с 15-го числа 110 рублей на всех да при отпуске назад каждому по 100 рублей да платье в 77 рублей, кроме того, особо от самого графа Вейсбаха в городе Киеве на дорогу на всех 150 рублей[937].

Располагаясь Кошем в урочище Базавлуке на реке Подпильной, запорожцы считали это место по праву принадлежавшим России. Иначе смотрели на это турки: они по-прежнему заявляли, что урочище Базавлук составляло, по установленному мирному трактату, собственность Порты. Ввиду этого, для решения спорного дела, назначен был турецкий полномочный Эдикли-ага, о чем турецкое правительство официально известило русского резидента в Константинополе, а русский резидент послал весть о том графу фон Вейсбаху. Граф Вейсбах находился в то время в Белой Церкви, куда к нему направился через Киев от Нумана, бендерского паши, гонец Шатырь-Али-ага с запросом, достаточно ли будет отправить для решения спора одного турецкого комиссара Эдикли или же с ним вместе должны приехать и другие.

Получив такое известие, граф Вейсбах потребовал к себе кошевого атамана Ивана Малашевича с «немногими верными атаманами». Призывая к себе запорожцев, граф не хотел, однако, чтобы они встретились с бендерским посланцем. Поэтому в то время, когда запорожские депутаты, выехав из Сечи, стали приближаться к Белой Церкви, граф Вейсбах поторопился отправить прямым трактом из Киева до Бендер присланного от бендерского паши доверенного комиссара Шатырь-Али-агу с поручиком Наковальниным. Шатырь-Али-аге было объявлено, что граф имеет необходимость выехать из Белой Церкви для смотра украинских полков и потому торопится отпустить его восвояси «не захватывая Белой Церкви с надлежащим довольствием». Отпуская Шатырь-Али-агу в Бендеры, граф Вейсбах послал ему письмо для вручения бендерскому паше Нуману. В письме к Нуману граф писал, что с русской стороны никаких на урочище Базавлуке строений не делается, что для подробного осмотра того урочища достаточно будет одного комиссара от Порты Эдикли-аги, что Россия имеет твердое намерение содержать с Блистательной Портой вечный мир и что запорожцам внушено никаких противностей и ни в чем не чинить Блистательной Порте[938].

Между тем сентября 2-го дня в Белую Церковь явился к графу Вейсбаху кошевой атаман Иван Малашевич. При нем были, кроме верных атаманов, войсковой писарь, войсковой есаул, старики, или старшина, и простые казаки, всех счетом 153 человека. Граф принял всех запорожцев с особенною «приятностию» и объяснил им, что занятые ими места турки считают принадлежащими не России, а Порте, а потому, для избежания больших неприятностей и для сохранения мирного русско-турецкого трактата, советовал оставить занятые войском урочища и перейти в границы императорского величества. Выслушав такую просьбу, кошевой атаман и все бывшее с ним товариство посоветовались между собой наедине и потом в один голос заявили, что если в самом деле турки сочтут их поселение в урочище Базавлуке нарушением мирного русско-турецкого трактата, то войско может перейти и на другое место. В уверение этого кошевой и все бывшее при нем товариство подали графу Вейсбаху письменный ответ и тут же принесли присягу на «верную службу и вечное бытие императорскому величеству».

Письменный ответ запорожцев состоял в следующем.

«Мы, ниже подписавшиеся, войска запорожского низового атаман кошевый с куренными атаманами и посполитым товариществом против приказу его сиятельства генерала графа фон Вейзбаха ответно сим доносим. А именно: егда к нам, войску запорожскому низовому, присланный от Порты оттоманской, для осмотру земли, на чьей мы ныне кошем осели, и крепости, Едикли-ага прибудет, то мы его так ласково примем и стараться будем, чтоб он мог признать и по возвращении своем в Царьграде оттоманской Порте донести, яко та земля по нас веема принадлежит ея императорскому величеству, всемилостивейшей нашей государыне во владении быть, нежели б Порта оттоманская могла претендовать, так чтоб когда та земля была ея императорского величества, для чего по сие время об ней не было представления, но против оного будем ответствовать, яко мы за преступления отцов наших в высоком гневе ея величества содержаны были, зачем для нас, как долго были под их турецкою протекциею, и земля та не была надобна и об ней не требовано и якобы им оная земля принадлежала, а ныне как мы в тех преступлениях отцев наших у ея императорского величества всемилостивейшее прощение получили и в свою природную протекцию возвратились, то и оная земля заподлинно с нами последует, о чем самой Порте известно, что нам с российской стороны и между Портою разграничения и об ней упоминаемо не было. А что татара свой скот в тех местах, в которых мы ныне Кошем осели, содержали и то в надежде, яко мы под их протекциею состояли и в том им не противилися, особливо что еще довольно земли останется как Нам, так татарам, для чего ныне мы намерены и ради доброго соседства им, татарам, своего скота там содержать не откажем. Мы подлинно ведаем, чтоб турки, також и сам хан крымский для нашего переходу и нынешнего нашего нового Коша ничего упоминати не имели и в молчании б пребыли и помянутый прибудущий Едикли-ага из Царяграда прислан бы не был, естьли бы не Орлик чрез свое представление турков к тому не приводил и хана беспрестанными своими наговорами не принуждал, чтоб и он, хан, его представления и доношения Порте объявлял и о том он, Орлик, неусыпное старание имеет и с такого резону, понеже ему не малое награждение и детем его (ежели бы нас войско к себе притягнути мог) немалая часть земли, яко им собственна на вечные времена уступить обещана, из чего впредь несходственные и вредительные дела последовать могут, чего ради он, Орлик, день и нощь пишет и о том мыслит, однакож, как кажется, уже в немилости состоится, понеже сумлеваемся, чтоб он, Орлик, те дела, которые ищет, кончить и достать мог. Как мы признаваем, турки сами своею армиею хану николи помоществовать, також для помянутых причин с ея императорским величеством войны починать не будут, токмо хотя войну они декляровали бы, оная по французской инстигации и не из показанных резонов учинится, несмотря на то, хотя мы и с нынешнего нашего Коша куда на иное место пойдем или нет. Також татарам и туркам немалая прибыль приходит, когда торговые дела в Крыму свободно производятся, которые ежели мы от нынешнего нашего нового Коша пойдем, веема перестанут, чего ради мы, войско, надеемся, что по возвращении турецкого Едикли-аги в Царьграде сии дела молчанием пройдут и хану спокойным быть повелено будет, разве они уже намерены были из других причин войну начинать и на нас войско толко тем претекстом показать. Мы, войско, теперешняго времени не опасаемся, чтобы татаре, как Орлик стращает нас, от Коша силою отогнать или по его словам нас турбовать будут, только говорят, что они зимою чинить намерены, при котором случае мы надолго не ради крымских (которых за мужиков причитать можно), токмо ради сильных ногайских лутше воинских татаров без ея императорского величества вспоможения устоять не можем; чего ради просим такое определение при армии повелеть учинить, дабы в нужном нашем случае помощь получить могли, то чему надеемся, что татары, когда о таком определении уведают, на нас зимою нападать не будут, ежели бы прибудущая зима спокойна прошла бы, то сии дела с помощью божиего так пройдут и об оном впредь упоминать болше не будут. Мы, войско, сами знаем, что наши казаки при Самаре не на нашей земли, токмо по силе тамошняго разграничения на турецкой земле состоять, того ради как скоро мы до Коша своего отсюда возвратимся, наших, до сего времяни при Самаре стоящих, казаков, сюда на сю сторону Днепра к себе переведем и о том турецкого Едикли-агу, ежели будет об оных казаках упоминать, уверим. А ежели турки при оном претексте останутся и одну такую причину покажут, чтобы мы, войско, или от теперешней нашей Сечи отошли и на русский грунт (показывати станут, будто та земля, на которой мы теперь сидение имеем, к ним принадлежит) переведены были или то за разрыве поставит, чрез что б ея императорскому величеству еще того времени вновь война притти и невинно христианская кровь проливаться могла, в таком несчастливом дел (ежели бы оная ради нас учинилась бы) мы, храни, Боже, не желаем, дабы об оном на нас вина пред Богом и пред ея императорским величеством легла, чего ради мы в то время, когда ея величества резиден г. Неплюев из Царьграда о турецких резолюциях и учиненных деклярациях уведомит, по всеподданнейшей верности и покорности от теперешней Сечи со всем своим Кошем пойдем и у границ ея императорского величества, зачавше от реки Тесмина до порогов, как далеко та граница имеется, Кошем осядем, а понеже нам, войску чрез то как рыбы, так звериные ловли не так доволно будет, того ради просим, дабы при таком случае нам войску, как вернейшим подданым ея императорского величества, так долго, покамест война с турками будет, и мы до теперешний Сечи возвратиться можем, как мне кошевому, так прочим старшинам годовое денежное жалованье и на наш Кош годовой провиант, а ради отвозки, дабы наши или водовые сюда пушки и протчих нашйх клейнод выше порог Днепровых довольные подводы определены были ея императорского величества за всемилостивейшим указом, понеже (ежели бы такой ея императорского величества высочайшей милости не могли получить) мы все вышепоказанные наши клейноды и лутшия наши добра оставим и потерять принуждены будем, из чего впредь татаром и турком немалая прибыль, а в службе императорского величества вред учиниться может. Того ради всепокорнейше просим сей переход так долго оставить, покамест не самонужно потребует и ея императорского величества министр из Царяграда об оном веема запотребно не уведомит, особливо, ежели возможно будет, в таком случае дабы мы, войско, не сим временем или не зимою, но впредь будущую весну, то есть в апреле месяце, на показанные места переходить имели, чрез что б мы своего добра утерять не могли, а в то время в апреле месяце можем полою водою свои пожитки судами без жадной шкоды препроводить, в которое время и означенных подвод не так много потребно будет»[939].