Книга Страна коров - Эдриан Джоунз Пирсон

Тут доктор Фелч посерьезнел, а голос у него зазвучал еще глубже и суровей:

– …Не раз отмечалось – и не только мною, – что в истории человечества роль партий особенно вопиюща. Их существование служит лишь розжигу внутренних различий, что делят нас. Вбиванию клина в щели наших сердец. Делению нашего кафетерия на фракции: эта часть людного помещения для ковбоев, а та – для индейцев. Сегодня вечером, однако, мы стоим на пороге новой эры. Ибо сегодня мы стали свидетелями новой разновидности вечеринки. Той, что открыта инклюзивности. Такой вечеринки, что не разделяет, а, наоборот, смыкает. Вечеринки, что говорит миру: да, преподавательский состав всех вообразимых сортов действительно способен сосуществовать в гармонии и самоуважении в зеленеющем кампусе даже самого незначительного общинного колледжа…

…По мере того как вы продвигаетесь к исполнению вашей региональной аккредитации – и нет, я не смогу завершить это путешествие вместе с вами, – убедитесь, что вы поддерживаете добрые отношения и гармонию со всеми, кого встречаете по пути. Избегайте губительных альянсов и привязанностей. Любите Бога. Доверяйте любви. Поклоняйтесь миру. Платите налоги, чтобы настал день, когда мы сможем располагать внушительным военным присутствием по всему миру. Выполняйте все это, и остальное приложится само собой – даже самая пагубная заявка на региональную аккредитацию…

Голос доктора Фелча уже ослаб – он чуть ли не дрожал.

– …Предлагая вам, мои собратья-коллеги, эти советы старого и любящего вас друга, я не осмеливаюсь надеяться, что они окажут на вас сильное или длительное впечатление. Но если же такое случится – что ж, это будет супер-пупер, а? Хотя в конечном итоге решать вам. Следующему поколению выпадет на долю ввести наш колледж в его сияющее будущее. И потому с тяжестью на сердце и щепотью табака у себя под нижней губой я желаю вам всего наилучшего в будущем. Это были славные тридцать лет, друзья мои. А теперь остается лишь попрощаться с вами последним адьё.

Эти слова отставки еще висели в воздухе, а доктор Фелч уже сделал шаг прочь от микрофона и медленно скрылся в толпе.

* * *

{…}

Как множество вещей в жизни, сама возможность отступить сводится к правильному выбору момента. И решению это придает беспокойства. По-новому изумленный давний президент общинного колледжа может остаться и дальше слепо совершать знакомые телодвижения, что привели его к данной точке во времени и пространстве, а может, напротив, покончить с ними раз и навсегда. Но вот когда? Такой вопрос смущал и самые дипломированные мировые умы. Ибо ни «почему», ни «как» не способны поставить в тупик администратора в области образования, как вечный вопрос: когда?

{…}

* * *

После напутствия доктора Фелча настроение в кафетерии изменилось с наэлектризованного до подавленного. Потрясение от объявленья пришло и прошло, и его место заняли общая отупелость и принятие. Долг свой исполняли, возможно, и барбитураты. А то и мятный шнапс. Стоя у мокрого бара, я впитывал все – особенно мятный шнапс.

– Спасибо, что встали сегодня за бар, Льюк. Я правда очень это ценю.

– Не стоит, Чарли. Это просвещает.

– Все приняли на грудь свою порцию напитков?

– Да еще и с добавкой!

– Я рад.

– Все, кроме вас. Что будете?

– Я открыт предложениям. Что порекомендуете?

– Еда на подходе, верно? Может, тогда аперитив, пока ждем? Вы открыты вермуту?

– Можно и так сказать.

Льюк налил выпивку в пластиковый стаканчик и вручил его мне:

– Но вам, может, стоит пить его медленно. Кусучая она тварь!

Я выпил тварь медленно. А допив, поблагодарил Льюка за совет.

– Не хотите присесть или как-то? – рассмеялся он. – Вы уже тут довольно долго стоите!

– Нет, спасибо. Я лучше постою, если вы не против…

И я постоял. И, стоя с долькой лайма в руке, я поддерживал коллегиальный треп с сотрудниками.

– Текилу пьете, Чарли? – подмигивал мне прохожий.

– Можно и так сказать! – отвечал я и заглатывал наблюдаемое одним махом.

– А как насчет коньяку?

– Так тоже можно сказать!

– А джина?

– Да!

– А рома?

– Да!

– А хереса?

– Да!

– А зиваньи?

– Да!

– И медовухи?

– Да!

– А пульке? А кумыса? А байцзю?

– О да! Я открыт им всем!

И вот так за следующие несколько минут я принял все приглашения, мне поступившие. Мятный шнапс. Прыгучие кузнечики. Кровавый мартини. Когда Ванцетти предложил мне «маргариту», я принял. А когда Сакко протянул мне джин с тоником, – не отказался[66]. Когда минитмен[67] предложил мне на выбор либо сладкое вино, либо сухое, я выбрал оба. Когда судьи Байрон и Хьюго[68] налили мне цветастого коктейля, я сделал все, чтобы проглотить его со смаком. А когда Бетси Росс[69] встала на лесенку и добавила новую звезду к большому флагу на стене – теперь там стало тринадцать полос и сорок восемь звезд, – я поднял по этому поводу тост стаканом скотча в одной руке и кружкой грога в другой. Таким манером я пил и крепкие напитки, и мягкие. И цитрусовые, и молочные. Счастливо пил. Пил без разбору. Исполнительно и устало, бурливо и сонно, исторически и кротко – я пил.