Книга Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки - Анатолий Павлович Злобин

— Знаю, — говорит он в селектор. — Не положено им. А зря! Они же на масле стоят, у них подошвы сгорают. Так что возьму грех себе на душу. Подпишу сто пар. Не волнуйтесь, подпись моя, я и отвечать стану.

Предпоследний день месяца, решается план, а директор занимается ветошью, башмаками. В ответ на мой наводящий вопрос Поташов сдвинул брови:

— Что же, по-вашему, я должен гайки выколачивать? Или коленчатые валы выправлять? В цехах есть кому этим заниматься. И вообще, сегодняшний план не есть дело директора. Я обязан обеспечивать будущий план. В современном производстве нет мелочей. Все взаимосвязано. Будущий план зависит в том числе от ветоши и ботинок. Меня другое заинтересовало, не знаю, обратили ли вы внимание — активная позиция самих рабочих на собрании. Вот это меня радует.

Я ответил, что, конечно же, обратил внимание, но выжидал, пока Поташов сам заговорит об этом.

— Это новое, — убежденно говорил Виктор Денисович. — Раньше во время приема по личным делам или на собраниях задавали один вопрос: когда дадите квартиру? Теперь все вопросы стали личными: ветошь, инструмент, башмаки. Расширился круг интересов. Рабочий человек все более чувствует себя подлинным хозяином на производстве. Он отвечает за все. И это сознание ответственности, я думаю, есть самое ценное, что сформировалось за эти годы. Может быть, это даже важнее самого явления КамАЗа. Ну, подумаешь, построили завод, начиненный самой передовой техникой. А что там, по ту сторону начинки? Каковы отношения между людьми?

Директор Поташов прав. Он не ветошь нынче добывал, но складывал новые отношения между людьми. Можно выполнить и перевыполнить план по дизелям, но при этом что-то утратить в человеческих отношениях, ведь план все равно считается выполненным. Но это будет всего-навсего план по дизелям, не более того. А вот если сдвинулось хоть на миллиметр прежнее отношение к работе, это факт первостепенный, хотя, скорее всего, он остается не отмеченным в суточных сводках.

Тут в динамике раздался знакомый голос:

— Говорит радиоузел завода. Передаем итоги работы за первую смену. С конвейера сошло рекордное число двигателей за месяц. Хорошо потрудились бригады Фетисова из цеха алюминиевых деталей, Байкова и Депутатова из цеха блоков и гильз. Поздравляем лучшие бригады.

Досадный случай произошел на сборке, когда из-за неисправности прибора пришлось снять с конвейера пятьдесят двигателей. Сейчас эта неисправность устраняется.

Темп, взятый коллективом в последнее время, не должен снижаться.

— А это значит, — подхватил Поташов, — что настал час обеда второй смены. Между прочим, не мешало бы и нам подкрепиться.

Время ответов

Столовая обширна. За все столы, вытянувшиеся тремя рядами по залу, могут одновременно сесть полторы тысячи человек. Я поежился, представив себя в центре этого жующего зала, но сейчас столовая была почти пуста. Вторая смена заканчивала обед, о чем свидетельствовали опорожненные судки.

Пристроились в углу зала с надписью «диетический стол». Тут события сбились с утвержденного графика. Едва Поташов доел щи из судка, как его позвали к телефону. Я остался один. Впрочем, не совсем. За соседним столом боком ко мне сидел мужчина в синем костюме. Лицо его показалось мне знакомым. Кажется, это Тихомиров, профессор социологии. Он часто ходит на собрания очеркистов, проявляя неподдельный интерес к нашему незатейливому жанру. Тихомиров перешел со своим судком к моему столу.

— Здравствуйте, — сказал он резко. — Признавайтесь, это вы писали «Камские встречи»?

Автор (польщенно). Виноват. Спасибо за внимание. Это я. Читатели нас не очень балуют.

Читатель. Давно собирался поговорить с вами. В течение десяти лет вы ведете наблюдение за объектом, это похвально. Метод длительного наблюдения весьма перспективен. Но у меня имеются серьезные претензии. Почему вы уходите от ответов? И вообще, зачем эти роковые вопросы? Что они дают?

Автор (обескураженно). Не совсем понимаю вас.

Читатель. Сейчас поймете. Вот вы в своих очерках о КамАЗе писали о какой-то камазофии. А между тем не ответили, что это такое. Хороша ли камазофия? Полезна ли она для нашего дела или нет? Вопрос поставлен, ответа нет.

Автор. Могу ответить. Постановка вопроса важна не менее ответа. Что же касается камазофии, то это нравственное направление этической мысли, если хотите, теория перегрузок. И вообще, хотел бы вас спросить: может ли один и тот же человек ставить вопросы и отвечать на них? Не значит ли это, что вопрос был некорректный, если я, задавая его, уже знал ответ? Ведь в этом случае вообще можно подогнать вопрос под заранее подготовленный ответ, не так ли? Если мне заранее вручен ответ: «КамАЗ — лучший завод», к чему задаваться вопросом: «Какой завод лучший?» Не зная ответа, я, может быть, и задумался бы, а так мне и думать нечего. Все отвечено наперед. Нет, уважаемый читатель, я предпочитаю вопросы, на которые нет заранее данных ответов.

Читатель. Вы упорствуете. Это опасно. Ваша любовь к так называемым вечным вопросам вредна вдвойне. Вы ставите общие проблемы и тем самым отвлекаете нас от решения конкретных задач. Поясню свою мысль примером. Директор завода двигателей В. Д. Поташов сидит в кресле, перед ним проблема: где достать металл для клапана? И Поташов мучается, преодолевает, но достает металл. Тут в кабинет входите вы с автоматическим пером в руках и раздается роковой вопрос: «А почему, товарищ директор, у вас вообще нет металла?» Уверяю вас, от такого вопроса металла не прибавится. Вы согласны?

Автор. Предположим, металла действительно не прибавится, и я своим вопросом отвлекаю директора Поташова от решения конкретной задачи по доставанию конкретного металла для столь же конкретного клапана. Директор всеми правдами и неправдами достал металл, но причина его нехватки осталась невыясненной. Значит, завтра история может повториться, опять нет металла, опять надо его доставать. Так будет каждый день. Если же мы зададимся вопросом «почему вообще нет металла?» и сумеем ответить на него объективно, то сможем впоследствии