Книга Флэшбэк - Дэн Симмонс

Мир Ника умер.

Остался только мир его фантазий, мир хэппи-энда, куда его погружали постоянно: котенок, которого топят снова и снова и всякий раз не до конца.

Ник плавал в жидкости, как белый распухший мертвец. Но он видел сны. А между снами… вот это…

Он ощущал, как питательные трубки и катетеры ввинчиваются в него, точно металлические угри. Он чувствовал возрастающую дряблость в мышцах, чувствовал, как они разлагаются, словно белесые грибы, в этой густой жидкости. Сквозь щелки в недозашитых веках он смотрел на зеленый мир.

Ему снилось, что он мужчина. Этот сон, сон Боттома-Мотка, ненадолго свел их. Но она ушла, а ему не позволили последовать за ней.

«Мне было редкостное видение. Мне был такой сон, что человеческого разума не хватит сказать, какой это был сон. И тот — осел, кто вознамерится истолковать этот сон. По-моему, я был… никто не скажет чем. По-моему, я был, и, по-моему, у меня было, — но тот набитый дурак, кто возьмется сказать, что у меня, по-моему, было. Человеческий глаз не слыхивал, человеческое ухо не видывало, человеческая рука не способна вкусить, человеческий язык не способен постичь, человеческое сердце не способно выразить, что это был за сон. Я попрошу написать балладу об этом сне… чтобы спеть этот стишок, когда она будет помирать».[133]

Ник Боттом плавал в зеленой емкости с густой жидкостью внутри НЦАИ; наркотик внедрился в его тело и вернул Ника в его сон.

1.21

Сан-Антонио, Республика Техас
26 февраля, суббота

Ник пробудился от своего ночного кошмара, тяжело дыша, весь в поту. Это был старый кошмар. Возвращающийся кошмар. Кошмар НЦАИ.

Он поднялся со своей кровати в казарме, стащил с себя пропитанную потом футболку и зашвырнул ее в угол спальни, оставшись в одних трусах. Затем он пошел в крохотную ванную, плеснул воду себе на лицо и шею и вытерся.

Потом он заглянул на кухню и выглянул в окно, где сияло восходящее солнце. Ник находился на десятом этаже казармы техасских рейнджеров в Сан-Антонио, бывшем отеле «Менгер» на Ист-Кроккетт-стрит. Ему не нравилось, что напротив стоит Аламо — на другой стороне площади с тем же названием: восстановленная старая миссия, что высится во всей своей каменной реальности. Аламо не нравился Нику именно из-за того, что однажды приснился ему — тот сон с «камаро», — а Ник больше не доверял снам.

Он увидел, как солнечные лучи коснулись изогнутого фронтона из серого камня.

Ник оглядел свое обнаженное тело, испещренное шрамами: рана на животе (удар ножом в Санта-Фе много лет назад), шрамы на ноге, оставшиеся после сращивания сломанной кости пять месяцев назад в Текслайне, шрамы помельче на лице, руках и спине.

Но сейчас его занимала лишь тонкая паутинка шрамов на почерневшем от загара предплечье.

Он прошел в спальню и вернулся на кухню с пружинным ножом, который входил в снаряжение рейнджеров. Многие из них носили громадные ножи, — некоторые даже ножи Боуи,[134]— но у Ника всегда был при себе только этот, поменьше размером, пружинный и острый, как скальпель. Он принес из ванной йод и медицинский спирт.

Экран телефона-компьютера был включен и помигивал. Пришло послание от Вэла. Ник поставил пузырьки с йодом и спиртом, положил нож на стол и открыл послание.

Оно оказалось кратким, как и все электронные письма от Вэла. В марте он собирался вернуться из Бостона в конвое, направлявшемся на юг, и хотел бы увидеть предка, если тот по-прежнему живет в казармах роты «Ди» рейнджеров Сан-Антонио. Если нет — то в следующий раз. Как поживает Леонард?

Леонард благодаря замене аортального клапана поживал очень даже неплохо. Операция обошлась Нику почти в тридцать тысяч долларов. Техасских долларов. Он каждый месяц понемногу погашал счет из своего жалованья детектива в чине лейтенанта техасских рейнджеров. Платить по этому счету ему предстояло еще несколько лет.

Но он не жалел, что пошел на это.

Еще его ждало электронное письмо от поэта Дэнни Оза. Тот возвращался в Израиль — в радиоактивную пустыню, которая прежде была Израилем, — в мае, вместе с «большой волной». Японцы и Республика Техас этим летом перевозили миллион сто тысяч евреев (экспатрианты, а также много американцев и граждан других стран) назад на Ближний Восток.

Плацдарм для возвращения был зачищен объединенными американо-японскими частями, но удерживать его вернувшиеся евреи должны были сами. Удерживать и расширять. Оз писал, что у него сейчас ремиссия, но он в любом случае вернулся бы с «большой волной», и пусть рак и Халифат прикончат его, если смогут.

Ник не сомневался, что Халифат приложит все усилия.

Однако возможности Халифата, похоже, были уже не те, что несколько месяцев назад. Новый сёгун Японии предупредил входившие в него исламские государства, что любое применение ядерного оружия со стороны Халифата повлечет за собой применение жэ-медведей и ядерных боеголовок, однако — по крайней мере, вначале — целью не станут многонаселенные города. Сёгун указал, что, если джихадисты еще раз применят против кого угодно оружие массового поражения, будут уничтожены семь главных мусульманских святынь. В каждом случае их предупредят за сутки, чтобы власти успели эвакуировать население. Демонстрируя, что со стороны нового альянса это не пустая угроза, сёгун после предупреждения, направленного за сутки, устроил показательное уничтожение второстепенного шиитского святилища в Басре.

Если верить сообщениям «Аль-Джазиры», более миллиарда жителей Халифата, узнав об этом святотатстве, буквально забились в судорогах, а изо рта у них пошла пена. В ходе беспорядков погибло около пятидесяти тысяч человек.

Но оружие массового поражения против плацдарма на месте прежней Хайфы не применялось.

«На следующий год в Иерусалиме!»[135]— написал Оз в конце своего послания.

Ник понимал, что это серьезное приглашение.

А почему бы и нет? Туда собирался почетный профессор доктор Джордж Леонард Фокс. Старик со своим новым клонированным аортальным клапаном — как он говорил, сердце у него даже в молодости так не работало — окажется там, на плацдарме, с 1 099 999 другими евреями.

Дара никогда не говорила ему, что ее отец — еврей. Наверное, и думать об этом забыла.

Но Нику пока что было не до Нового Израиля. Уже сегодня его рейнджерская дивизия — двенадцать тысяч мужчин и женщин — должна была пересечь границу с Нью-Мексико вместе с двумястами тысячами солдат армии Республики Техас имени Сэма Хьюстона.

Бронетанковые части получили задание очистить от «иностранного присутствия» прежние — и будущие — штаты Нью-Мексико и Аризона, а также юг Калифорнии. Потом дивизиям следовало повернуть на юг и продвинуться как минимум до Монтеррея, Торреона и Кульякана. Судьбу Мехико предполагалось решить позднее.