Книга Лермонтов. Исследования и находки - Ираклий Андроников

Это было 16 апреля 1841 года, на другой день после внезапной высылки Лермонтова из Петербурга. Срок пребывания в столице для свидания с бабушкой кончился, и Бенкендорф с Клейнмихелем поспешили удалить поэта в связи с предстоящей свадьбой наследника.

По дороге в Москву, в дилижансе, в альбоме, подаренном ему накануне отъезда В. Ф. Одоевским, Лермонтов написал «Спор», в котором изобразил могучее движение на Кавказ русских войск под предводительством генерала Ермолова. Стихотворение приобретало особо глубокий смысл именно потому, что из всех завоевателей Кавказа Лермонтов выбрал фигуру полководца, близкого к декабристам, находившегося в опале и в оппозиции к николаевскому правительству.

От Урала до Дуная, До большой реки, Колыхаясь и сверкая, Движутся полки; Веют белые султаны, Как степной ковыль, Мчатся пестрые уланы, Подымая пыль; Боевые батальоны Тесно в ряд идут; Впереди несут знамены, В барабаны бьют; Батареи медным строем Скачут и гремят,

«Спор». Автограф Лермонтова. Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина. Москва.

И, дымясь, как перед боем, Фитили горят. И, испытанный трудами Бури боевой, Их ведет, грозя очами, Генерал седой. Идут все полки могучи, Шумны, как поток, Страшно-медленны, как тучи, Прямо на восток.

В таком контексте имени Ермолова никогда бы не пропустила цензура и, если бы поняла, о ком идет речь, наверняка запретила бы стихотворение. Примечания от издателя могли только повредить делу.

Известие о гибели Лермонтова привело Ермолова в ярость. Старый полководец понял, что убийца отделался от наказания только потому, что выполнил давнишнее желание царя и придворной аристократии. «Уж я бы не спустил этому Мартынову! — говорил Ермолов Бартеневу, в гневе притопывая ногой. — Если бы я был на Кавказе, я бы спровадил его; там есть такие дела, что можно послать да, вынувши часы, считать, чрез сколько времени посланного не будет в живых. И было бы законным порядком. Уж у меня бы он не отделался. Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный: таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождешься!»[926]

«Как хорош был сребровласый герой Кавказа, — замечает Бартенев, — когда он говорил, что поэты суть гордость нации!»

Строки из писем 1841 года

Весть о том, что Лермонтов убит на дуэли Мартыновым, дошла до Москвы и до Петербурга в конце июля — начале августа с кавказской почтой и распространилась среди читающей публики только благодаря частным письмам. Напрасно тогдашний читатель Лермонтова стал бы искать в газетах или журналах объяснения причин его гибели. Писать о дуэлях было запрещено. Некоторые столичные журналы перепечатали корреспонденцию из Пятигорска, помещенную в «Одесском вестнике».

«15 июля, около 5 часов вечера, — говорилось в этом сообщении, — разразилась ужасная буря с молниею и громом; в это самое время между горами Машуком и Бештау скончался лечившийся в Пятигорске М. Ю. Лермонтов. С сокрушением смотрел я на привезенное сюда бездыханное тело поэта…»

«Нельзя без печального содрогания сердца читать этих строк», — писал Белинский в «Отечественных записках», приведя это сообщение. И чтобы читатели могли понять, что Лермонтов умер не своей смертью, а убит на дуэли, великий критик процитировал строки из «Евгения Онегина» — описание гибели Ленского:

Младой певец Нашел безвременный конец! Дохнула буря, цвет прекрасный Увял на утренней заре! Потух огонь на алтаре![927]

Это все, что можно было в ту пору узнать из печати.

Только в 60-х годах появились первые упоминания о дуэли Лермонтова с Мартыновым. Публикуя в 1869 году воспоминания о Лермонтове Е. А. Сушковой-Хвостовой, известный историк и публицист М. И. Семевский сопроводил их заметкой, в которой призывал лиц, знавших поэта, поделиться своими воспоминаниями, а Мартынова, жившего в ту пору в Москве, осветить обстоятельства, приведшие к трагической гибели Лермонтова[928].

Мартынов не отважился написать о том, как он убил Лермонтова, и ответил письмом. Назвав себя «орудием воли провидения», он рекомендовал обратиться к князю А. И. Васильчикову: тот был секундантом на этой дуэли и мог-де более объективно изложить причины столкновения и самый ход поединка[929].

Васильчиков отозвался на приглашение, и в 1872 году, тридцать один год спустя после трагического события, в журнале «Русский архив» появилась его статья «Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. С. Мартыновым»[930].

В этой статье Васильчиков охарактеризовал и эпоху, и нравы, и личность поэта, картинно описал его, стоящего под дулом пистолета Мартынова, вспомнил «спокойное, почти веселое выражение, которое играло на лице поэта», и черную тучу, разразившуюся ужасной грозой, и перекаты грома, певшие «вечную память новопреставленному рабу Михаилу»[931]. Но при этом изобразил дело так, будто Лермонтов сам напросился на дуэль и поставил своего противника в такое положение, что тот не мог не вызвать его.

Впоследствии П. А. Висковатов дознался от князя, что Мартынов некоторым лицам сообщал подробности «несогласно с действительностью или, по крайней мере, оттеняя дело в свою пользу»[932], что высказать все печатно, покуда Мартынов своих сообщений в печати не делал, он, Васильчиков, не считал себя вправе, но теперь, когда Мартынов скончался и в печать «проскочило кое-что из сведений не в пользу Лермонтова», он уже не считает себя обязанным молчать о том, что Мартынов всегда хотел, чтобы секунданты его обелили[933].