Книга Большие деньги - Джон Дос Пассос

Голос у него был тихий, дрожащий. Дик чувствовал, как слезы подступают к глазам.

– Ну а что уж говорить о нас?

– Знаете ли, Дик, мне придется передать все эти дела с Бингхэмом и кое-какие другие вам, переложить этот груз на ваши плечи… Я подумывал о том, не изменить ли мне всю структуру фирмы. Что вы скажете о такой вот компании – «Мурхауз, Грисколм и Севедж»?

– Мне кажется, нельзя менять вывеску. В любом случае имя Дж. Уорда Мурхауза – это не компания, это общенациональный институт.

Голос у Джи Даблъю немного окреп. Он постоянно откашливался.

– Думаю, вы правы, Дик, – сказал он. – Мне нужно как можно дольше продержаться, чтобы помочь моим детям взять верный старт в жизни.

– О чем вы говорите, Джи Даблъю. Вы еще придете ко мне на похороны в черной шелковой шляпе, могу побиться об заклад. Во-первых, это мог быть острый приступ несварения, как вы вначале и подумали. Мы не можем целиком доверять мнению врача. Может, вам все же следует совершить короткое путешествие и лечь в клинику Майо? Вам нужен небольшой текущий ремонт – почистить клапаны, отрегулировать карбюратор, ну, в общем, все такое… Между прочим, я не понимаю, для чего старику Бингхэму знать, что простой сотрудник с окладом пятнадцать тысяч в год заправляет его священным бизнесом патентованных лекарств…

Джи Даблъю тихо засмеялся.

– Ну, посмотрим… А пока поезжайте в Нью-Йорк сегодня же, не теряя времени зря, и возьмите на себя руководство фирмой. Мы с мисс Уильямс пока останемся здесь, в тылу… Хотя у нее и кислый вид, как у квашеной капусты, но могу заверить вас: она настоящее сокровище.

– Может, мне еще поторчать здесь немного, покуда вас не осмотрит знающий специалист?

– Доктор Глисон накачал меня какими-то лекарствами, и мне сейчас куда лучше. Я дал телеграмму своей сестре Хэйзл, она работает в школе в Уилмингтоне. Только ее я довольно часто вижу после того, как умерли родители… Она будет здесь сегодня же днем. Здесь и проведет свои рождественские каникулы,

– Мортон сообщил вам утренние котировки? Стремительно ползут вверх… Не видел ничего подобного…

– Знаете, Дик, я собираюсь продавать, а потом затаиться, немного отдохнуть… Вы и представить себе не можете, как этот бизнес вытягивает из вас все жилы…

– Из вас и Пола Уорбурга, – добавил Дик.

– Может, все дело в возрасте, – сказал Джи Даблъю, закрывая глаза.

Дик пристально глядел на него. Лицо шефа покрылось сеткой морщин землистого и фиолетового цвета.

– Ну не расстраивайтесь, Джи Даблъю, – сказал Дик и на цыпочках вышел из его спальни.

Он сел на одиннадцатичасовой поезд и прибыл в офис вовремя, чтобы как можно разгрести все завалы. Всем он говорил, что у Джи Даблъю легкий грипп и что ему придется провести несколько дней в постели. За время их отсутствия в конторе накопилось столько работы, что он дал своей секретарше мисс Хиллз доллар на ужин и попросил вернуться на работу в восемь вечера. Для себя заказал в кулинарии несколько бутербродов и кофе.

Он освободился только к полуночи. В пустых коридорах темного здания он столкнулся с двумя старыми уборщиками с ведрами и щетками в руках. «У старика бледное, одутловатое лицо», – отметил он. Выпавший недавно снег, превратившийся теперь в слякоть, придавал Лексингтон-авеню какой-то захолустный вид, словно это была улица в покинутой всеми деревне. Он повернул в верхнюю часть города. Сырой, холодный ветер хлестал по лицу. Он думал о квартире на Пятьдесят шестой улице, в которой полно материнской мебели с позолоченными стульями в передней, со всеми этими ветхими предметами, знакомыми ему с самого детства, с книжкой «Олень у бухты», с гравюрами римского форума в его комнате, кровати из клена с полосатыми матрацами. Он все это явственно увидел теперь перед глазами, а ветер все сильнее задувал ему в лицо.

«Плохо, конечно, когда его мать там одна, но еще хуже, когда она в лечебнице Святого Августина», – рассуждал он сам с собой.

Он остановил первое же такси, прыгнул на мягкое пружинистое сиденье и поехал в ресторан «63».

Там было так тепло, так уютно. Девушка с серебристыми волосами из гардероба, помогая ему снять пальто и шарфик, продолжала, как всегда всю эту зиму, подшучивать над ним, напоминая о его пьяных обещаниях отвезти ее в Майами и помочь ей сделать целое состояние на скачках в Хайали. Он постоял немного, глядя через открытую дверь в салон с низким потолком, где видел столики, стаканы, головы с прилизанными волосами и пышными прическами, поднимающийся спиралью к красноватым ярким фонарям сигаретный дым. Он заметил черную шевелюру Пэт Дулиттл. Она сидела в отдельной нише с Реджи и Джо.

К нему подбежал, потирая руки, официант-итальянец:

– Добрый вечер, мистер Севедж, давненько вас не было. Мы скучали по вас.

– Был в Вашингтоне.

– Ну как там, холодно?

– Средне, – ответил Дик, опускаясь на диванчик красной кожи рядом с Пэт.

– Вы только посмотрите, кто к нам пришел! – сказала она. – А я думала, что вы заняты сейчас тем, что отравляете сознание американской публики под сенью Капитолия.

– Неплохо бы отравить несколько этих западных законодателей, – бросил Дик.

Реджи потянулся за бутылкой.

– Вот, наливаю тебе, Алессандро Борджиа… Думаю, теперь ты пьешь бурбон, коли поякшался с этими призванными на государственную службу отцами-законодателями.

– Конечно, бурбон, ребята… Как я устал… Нужно съесть что-нибудь… Я даже не ужинал… Только что с работы…

Реджи был уже прилично пьян, как, собственно, и Пэт. Джо – чуть потрезвее, но впала в глубокую задумчивость. «Нужно воспользоваться сложившейся ситуацией», – подумал Дик, обнимая Пэт за талию.

– Ну-ка, признавайся, ты получила мою телеграмму?

– Ах, как я смеялась, чуть животик не надорвала, – ответила Пэт. – Боже, Дик, ну разве не приятно, что ты снова с нами, с пьющим классом?

– Послушай, Дик, – обратился к нему Реджи, – тут ходят слухи, что этот слабохарактерный старик отбросил коньки…

– У мистера Мурхауза острый приступ несварения желудка… Когда я уезжал, ему стало значительно лучше, – сказал Дик, чувствуя, что говорит очень уж серьезным тоном.

– Отказ от выпивки их всех в конце концов доконает, – сказал Реджи.

Девушки засмеялись. Дик опрокинул один за другим три стаканчика бурбона, но легче ему от этого не стало. Он чувствовал, насколько измотан, муки голода его, наверное, вконец доконают… Он энергично вертел головой в поисках официанта, чтобы узнать у того, куда подевалось заказанное им филе-миньон, но вдруг услыхал, как Реджи забормотал, неуверенно растягивая слова:

– В конце концов мистер Д. Уорд Мурхауз – не человек… это всего лишь имя… А когда заболевает не человек, а имя, то не жалко.

Дик почувствовал, как кровь прилила к лицу от охватившего его гнева.