Книга Никола зимний - Сергей Данилович Кузнечихин

чтобы ходить, она и примерять такой высоченный каблук не пробовала. И все-таки рискнула. Три шага до зеркала вогнали в пот. Ноги вихлялись, икры каменели, верхнюю часть тела раскачивало. Примерила белые босоножки. В них было удобнее. И снова вернулась к зеркалу. Стояла, любовалась, моментами не совсем понимая, кого видит в нем – себя или дочь. Но зеркало – всего лишь зеркало, если долго в него смотреть, оно становится безжалостным и начинает показывать лишнее и не очень приятное. Некстати вспомнилось, что по обычаю положено занавешивать зеркало чем-то черным. А она вместо этого бессовестно любуется собой. Или все-таки Верочкой? Конечно, Верочкой. Красавицей дочерью, которой должны любоваться все. А для этого надо выйти на улицу, к людям, они не станут всматриваться, и хорошо, что не станут, ей достаточно приветливых глаз, чтобы кто-то оглядывался на нее, молодую и красивую, как Верочка.

На улице почувствовала, что сильно устала. Ноги гудели. Подошвы шаркали об асфальт. Место, где можно посидеть напросилось само собой – надо зайти в кафе, только не в то где работала дочь. Там ее сразу узнают, не могут не узнать, начнутся вопросы. Она бы и поговорила с теми, кто видел дочку в последние дни, может даже, еще вчера, но для этого надо возвращаться в свое платье, а сил не было. Чужая одежда словно защищала, прятала от подступающей навязчивой боли, переселяла во вчерашний день, в котором Верочка была жива. Вот она заглядывается на свое отражение в витрине, ждет, когда в светофоре загорится зеленый свет, берется за дверную ручку своего кафе… Нет! Туда нельзя. Там будет тяжело. Татьяна отдергивает руку и спешит отойти подальше.

Через два квартала видит зазывную вывеску. Спускается в полуподвальный зал. В ее молодости кафе были другими – много света и мало свободных мест. А здесь полумрак и пустые стулья с массивными спинками. Плотная компания за длинным столом, три молодых парочки и одинокий мужчина. Татьяну тянуло подсесть к нему, но удержалась, однако села так, чтобы он видел ее. Мужчина пил кофе. Когда подошел красивый гибкий официант, она слегка замешкалась, но заказала триста грамм вина. Кофе как-то не устраивало, ну выпьешь чашку за десять минут, а дальше что? Не уходить же? Ей нравилось, что мужчина одет в белый костюм. Нравилось, как рука с длинными пальцами поднимает чашку и подносит к узким губам. Расслабленно откинувшись на высокую черную спинку стула, он смотрел прямо перед собой, но Татьяну не замечал. А должен был почувствовать, что на него смотрит красивая женщина. Не удосужился. Наверное, кого-то ждал.

Полутемный зал обволакивала тихая зазывающая музыка, но никто не танцевал. Не обращают внимания, не приглашают. И словом не с кем перекинуться. Даже вино допивать не хотелось, но оставлять было жалко. И вдруг услышала:

– Скучаем?

Она испуганно оглянулась. Кудрявый белозубый парень. Склоненная голова и безвольно опущенные руки словно извинялись за вторжение. Татьяна молча кивнула и парень, не дожидаясь приглашения, обрадовано сел напротив нее.

– Хотите, угадаю почему вы сегодня здесь?

– Попробуйте.

– Вчера у вас был день рождения. Гости напились и забыли, зачем пришли, не обратили внимания на вашу прическу и на костюм, который вам очень идет. Вы обиделись и решили продолжить праздник.

– Обычная прическа. Она у меня всегда такая.

– Значит, повезло. А с днем рождения угадал?

– Почти. Давайте выпьем за него. – И она разлила остатки из своего графина.

Официант не заставил себя ждать. Истомился, бедняга, от безделия. Склонился над клиентом, излучая радушие.

– Мне бутылочку такого же вина и яблочек, пожалуйста. – Белозубый подмигнул Татьяне, а когда официант отошел, пояснил: – Хорошее вино, у вас отличный вкус.

– Спасибо. Только я наугад заказывала и совсем не разбираюсь в винах. – Но комплимент оценила, и еще ей понравилось, что он не взял для себя водки. – А вы почему в одиночестве?

– Командировочный. Завтра уезжаю, решил прогуляться на последок. Город у вас красивый. – И он широко улыбнулся.

Простецкая была у парня улыбка. Располагающая. Без тени намека, что за ней прячется что-нибудь хитренькое. Ответить такой же улыбкой она не могла, приходилось помнить о выдранном зубе. Зато у нее красивые волосы и костюм под цвет глаз. Она видела, что нравится, и уже не сомневалось, что все сойдется, сбудется желание, шевельнувшееся в ней перед зеркалом. Теперь она признавалась себе, что именно оно заманило ее в кафе, и не стеснялась его, не прятала от себя, да и от парня, сидящего напротив.

Мужчина в белом костюме наконец-то допил свой кофе и встал. Наверное, не дождался ту, которая обещала скрасить гордое одиночество. Так ему и надо. Лицо надменное, а ножки коротенькие. Если бы он пригласил танцевать, она бы отказала. Посмотрела на бутылку вина. Осталось чуть больше половины. Скорее бы оно кончалось.

– Вы меня проводите, а то мало ли шпаны по улице шляется?

– Обязательно.

Пока шли к дому, ткань костюма как-то по-особенному ласкала кожу. Имя парня напрочь вылетело из головы, силилась вспомнить, но не могла, и это почему-то веселило ее. Возле подъезда залихватски похвасталась, что в холодильнике стоит бутылка вина. Была уверена в его догадливости, но так уж, на всякий случай, чтобы заглушить любые сомнения, и в комнате, не отходя от двери, обхватила его за шею, прижалась к нему изо всех сил. Потом, уже в постели, лежала с закрытыми глазами стараясь успокоить тяжелое дыхание, и удивлялась своей бесстыдности. С мужем такого никогда не случалось. Не то чтобы сдерживала себя, просто не подозревала, что может быть настолько жадной. И утром не чувствовала ни раскаяния, ни стыда. Чтобы не одеваться при госте в свое платье, она потрясла его за плечо и шепнула:

– Вставай, мне надо на работу собираться.

– А опоздать нельзя?

– Нет.

Увидела, что взгляд его скользнул по стулу с мужской рубашкой и брюками, но придумывать объяснения не стала. И он не спросил.

Уже держась за ручку двери, подмигнул ей и выдохнул:

– Это была фантастическая ночь. Спасибо, Таня.

– Тебе спасибо, что имя запомнил. – Хотела признаться, что впервые изменила мужу, но сдержалась, слишком долго пришлось бы рассказывать. Пусть думает все, что захочет, даже самое плохое.

Легко убедив себя, что заезжать домой нет времени, она отправилась в свою прачечную. Начальница, скорбно пробормотала:

– Ну что сказать, Танюша, не знаю, что сказать. Ничего уже не исправишь. Крепись.

– Все еще поверить не могу.

– Понимаю, мы тут с девчонками сбросились. Я и профсоюзнику позвонила. Напомнила, что двадцать лет у нас отработала. Обещал.

– Двадцать лет, – повторила Татьяна, – Верочке годик был…

И слезы